Потерянный разум

На это фундаментальное заявление Говорухин ответил доводом второстепенным: “Нравственность — это правда”. Мол, сегодня телевидение в руках олигархов, возникают зоны умолчания (как в случае приватизации, банковских пирамид, болезни Ельцина и т.п.), правда искажается, и это безнравственно. Такая трактовка — уход от главного противоречия, она не отвергает кредо Шендеровича, Говорухин лишь просит плюрализма — он даже назвал, кого следовало бы допустить до экрана — Абалкина, Бессмертных.

Совещаясь, я предлагал задать Шендеровичу вопрос: считает ли он, что индивид имеет право сбросить на публике штаны и показать всем голый зад? Если нет, значит, это не личное дело, общество имеет право защитить себя от такого зрелища, вводя понятие “оскорбление нравственности” — цензуру. Но в этом примере видно, что нравственность не сводится к правде (наоборот, штаны как раз скрывают правду, создают “зону умолчания”). Говорухин это предложение отверг.

У Говорухина “правда” сводится к достоверной информации (“у Ельцина был инфаркт”). Относительно такой правды не может быть нравственного конфликта, а есть лишь проблема неполного знания или недобросовестности в его сообщении. Здесь ли корень той драмы в сфере нравственности, что переживает Россия? Совсем нет. Нравственность есть “истина целостного духа”, иными словами, “правда и добро”. Если так, то довод Шендеровича несостоятелен, потому что понятие добра не есть достояние индивида, это плод культуры, создаваемой и хранимой народом.

Говорухин помог Шендеровичу скрыть тот факт, что в России, в ее культуре произошел именно раскол, который не сводится к жадности, подлости, некомпетентности или глупости одной какой-то части (хотя все это имеет место и усложняет обстановку). Он проходит по самому ядру ценностей и разделяет людей по их отношению к главным проблемам — проблемам бытия. Люди занимают разные позиции не потому, что неполна “правда” и они лишены информации, а вследствие своего нравственного выбора. Иными словами, в России возникли две разных системы нравственных ценностей, каждая из которых обретает свое знамя и свой язык. Раскол этот созревал давно, и советский период был исторически недолгим восстановлением единства.

Называть безнравственной ту часть народа, которая исповедует противные тебе ценности, — наивно. Примерно так же наивно, как, например, называть “бездуховным” Запад. Можно, конечно, для маскировки назвать противников “аморальными” — в том случае, если они настолько слабы, что их можно подавить, опираясь на сильное большинство единомышленников. Если же расколотые части общества примерно равны по силе (численность не так уж важна), то такой подход неразумен, ибо он исключает компромисс. Что же остается, если ты не можешь подавить противника и не ищешь соглашений? Тупик.

Что происходит, когда политики оппозиции не признают наличия раскола общества в сфере нравственности? Они, сами не всегда это осознавая, принимают ценности тех, кто обладает властью и собственностью. Значит, на деле они становятся соучастниками власти в управлении, хотя могут и обязаны бороться с властью по второстепенным вопросам: об отставке негодного чиновника, борьбе с преступностью или своевременной выплате зарплаты. Поскольку на деле часть общества, которую представляет оппозиция, исповедует непримиримо иные ценности, никакого шанса на победу такая оппозиция не имеет — к ней относятся довольно равнодушно. А если ей и передают власть через выборы, положение в обществе принципиально не меняется — в главном новая власть продолжает прежнюю политику. Ибо в главном политика определяется ценностями.

Конечно, левая оппозиция заявляет, что она привержена идее социальной справедливости. Но само по себе это пустой идеологический призрак, то же самое говорят и Гайдар, и Ходорковский. Никто себя не назовет несправедливым и безнравственным. Важна расшифровка. Левые теперь за рыночную экономику и против уравниловки? Отсюда и выводится профиль нравственности. В чем справедливость (нравственность) рынка? В двух вещах: полная свобода сделки (хочу — покупаю, хочу — нет) и ее честность (без обвеса и обсчета).