Двумя годами позже на западном склоне хребта Остенштайн, в тридцати верстах от ближайшей заставы он, молодой полусотник, внимательно рассматривал в подзорную трубу небольшую деревушку района Предгорья, только что разграбленную бандой горцев. До селения было чуть больше версты, и он не мог слышать криков и плача местных жителей, однако поднимавшиеся к небу столбы дыма от многих домов и лежащие на дороге, посреди деревни, неподвижные тела селян не оставляли сомнений в том, что здесь произошло. За два года службы в районе Предгорья он слишком часто видел подобные картины и слишком хорошо выучил их незамысловатый зловещий сценарий. Горцы обычно нападали на селения утром, с первыми лучами солнца, когда спящие мирные жители, и без того не имевшие средств сопротивляться, были наиболее беззащитны. Основной целью был, как всегда, грабеж, при этом поражала широта интересов налетчиков – они стремились забрать все, что только можно забрать. Как правило, основной ценностью селян были запасы зерна и плотницкие инструменты, по крайней мере, их хищение являлось обязательным правилом. Убивали только тех, кто пытался оказать какое-либо сопротивление; впрочем, если учесть, что семьи, лишенные зерна, были обречены на голодную смерть, сопротивление в той или иной степени оказывали все взрослые мужчины селения, как правило – с самыми печальными для себя последствиями.
Он вспомнил, что во время учебы в университете одна преподавательница – некрасивая, сухонькая близорукая женщина с абсолютно сумасшедшим взглядом пыталась навязать им, студентам, слушателям курса социологии, якобы свою мысль о том, что для того, чтобы горцы не разоряли своими набегами районы Предгорья, необходимо регулярно и бесплатно (за счет имперской казны) снабжать их зерном. Эта женщина никогда не бывала в Предгорье, а свои мысли черпала из семинаров, широко проводимых странами Запада для преподавателей университетов Империи. Он печально улыбнулся, улыбнулся чуть-чуть, одними губами. Он всегда так улыбался, когда вспоминал эту древнюю легенду.
За полгода он неплохо изучил психологию горцев и тактику их действий. Судя по всему, они покинули разграбленную деревню не более чем полчаса назад, хотя бы потому что в последние дни стояла сухая солнечная погода, а в такую погоду деревянный сельский дом сгорает менее чем за пятнадцать минут. Они наверняка двинулись к себе с добычей, а «к себе» означало – через перевал. Они не могли не заметить его отряда стражников, так как имели преимущество более чем в пятьсот футов по высоте и двигались сейчас вверх. В подобной ситуации бойцы Корпуса Пограничной Стражи спешили к селянам, пытаясь оказать им посильную помощь и потушить остатки деревянных строений, что, как правило, давало горцам около двух часов для отступления и делало погоню неэффективной. Он понимал, что командир горцев сейчас просчитывает его действия и ждет от него подобного поведения. Он развернулся и посмотрел на свою полусотню. Это были опытные, хорошо обученные бойцы, с которыми он уже несколько раз побывал в бою и которым он имел все основания доверять. Большинство из них были вооружены боевыми арбалетами, хотя у нескольких уже были мушкеты. Не все разделяли пристрастия к этому модному виду оружия, по крайней мере, странно звучали суждения отдельных умников, утверждавших, что за таким вооружением будущее всей армии и всего военного искусства. Утверждение более чем нелепое – мушкет или пищаль готовится к выстрелу более минуты, его не то что перекинуть из руки в руку – повернуть опасно, боится сырости, необыкновенно тяжел, с седла прицелиться точно практически невозможно. Да, дальность стрельбы несколько больше, но если сравнивать дальность не стрельбы вообще, а прицельной стрельбы – тут у арбалета несомненное преимущество. Это еще не говоря о грохоте и тех облаках дыма, которые поднимаются при стрельбе порохом! Для деликатных, бесшумных операций такое оружие никогда не будет пригодным. Конечно, пороховое оружие совершило переворот в войне на море и обороне крепостей, но это ведь совершенно другая история…
Месяц назад кто-то из младших офицеров рассказывал ему за ужином о том, что петерштадтские мастера создали какой-то, не то колесный, не то колесцовый замок для ружья, отличающийся крайней надежностью и удобством, но он полагал, что это пустые слухи.