Потерянный шпион

Здание районной лечебницы ничем не отличалось от многих сотен подобных заведений, разбросанных по просторам Империи. Это было старое, значительно обветшавшее и давно не ремонтируемое трехэтажное строение, вмещавшее в себя хирургию, родильное и детское отделения, а также отделение общей практики, которое занималось всеми страждущими, которые не подходили ни под одну из вышеперечисленных категорий. Практически для большинства жителей этого северо-западного района эта лечебница была первой и последней медицинской инстанцией – здесь рождались, лечились и умирали подданные Рутении. Главный лекарь Браун выглянул из окна своего кабинета, на потолке которого уже весело играли апрельские солнечные зайчики, отражавшиеся в огромных весенних лужах на проезжей части главной улицы районного центра.

Главный лекарь Браун был потомственным медиком, представителем известной династии. Несколько поколений его предков занимались лечением больных, а его отец был известным ученым, преподававшим медицину в университете Петерштадта. Это позволило Брауну не столько выучиться, сколько вырасти врачом, с детских лет впитывавшим в себя то неуловимое, но в то же время исключительно важное, чему очень сложно научить и что практически невозможно навязать человеку; то, что вдыхается с воздухом, передается по каким-то невидимым каналам и в целом составляет некое состояние, которое в старинных книгах называлось «внутренней культурой». Это Нечто заставляло Брауна быть все время недовольным собой и результатами своей работы, хотя он и считался очень хорошим лекарем. Нельзя сказать, что эта самая «внутренняя культура» помогала ему в жизни, скорее даже наоборот: он значительно отставал в карьере и служебном росте не только от своих сверстников и однокашников по университету, но и от коллег моложе его, не обремененных этим качеством. Даже его должность главного лекаря была не столько признанием его профессиональных качеств, сколько констатацией того простого факта, что в этой глуши никто вообще не хотел работать.

В последние месяцы в душе у Брауна происходило что-то непонятное, что-то такое, что и сам он не смог бы объяснить, если бы кто-нибудь спросил его об этом. На занятиях по философии, обязательных для всех учившихся в университете, старенький забавный профессор как-то рассказывал о законе перехода количества в качество. Браун не очень хорошо помнил точную формулировку закона, но суть его состояла в том, что накапливающиеся неприятности, мелкие по своей природе, рано или поздно приводят к критическому, катастрофическому по своей сути обвалу. Здесь вполне уместна аналогия со снежной лавиной в горах – иногда для ее схождения хватает и одного снежка.

Несмотря на то что «Независимый Государственный Листок Новостей», регулярно доставляемый из столицы и в эту глубинку, и сообщал о значительном улучшении положения в больницах Империи (это была часть реализуемой Крон-Регентом программы улучшения здоровья населения), лечить страждущих с каждым днем становилось все труднее и труднее. Последние месяцы в лечебницу практически не поставляли марлю, бинты, в качестве перевязочного материала все чаще приходилось использовать сушеный мох. Кстати, нет худа без добра – сушеный мох оказался лучшим, чем марля, материалом – раны быстрее очищались и лучше заживали, о чем главный лекарь даже написал заметку в столичный «Медицинский вестник», которую, впрочем, не опубликовали, сочтя ее несвоевременной. В соответствии с программой укрепления национального здоровья значительные суммы денег уже были распределены между поставщиками, являвшимися родственниками гезундпрезидента, главы Департамента Здоровья, и замена марли на мох могла подорвать эту, с таким трудом достигнутую государственную гармонию.

Было бы неправильно думать, что такие трудности пугали Брауна, скорее даже наоборот: он родился и вырос в этой стране, и трудности подобного рода окружали его всегда. Приди Браун сегодня в клинику, где есть абсолютно все – от лекарственных трав и микстур до нового комплекта хирургического инструментария и свежего белья для больных, он, скорее всего, встал бы, посреди коридора в растерянности и не знал бы что делать. Всю свою жизнь он, для того чтобы вылечить больного, три четверти своего времени тратил на «организацию» и «доставание» чего-либо.

Нет, дело было в другом. День ото дня, месяц за месяцем в нем накапливалась какая-то неимоверная усталость, подобная усталости металлических несущих конструкций моста, которая абсолютно невидима со стороны и в то же время рано или поздно служит причиной его падения. Он не мог устать от своей непосредственной работы, потому что любил ее и предавался ей с той страстью, с которой нумизмат собирает редкие старинные монеты, а заядлый картежник садится за игровой стол. Он устал от чувства безысходности и постоянного ощущения безнадежности сложившегося положения. Все чаще и чаще Браун попадал в ситуацию, когда он знал, как помочь тому или иному больному, но не знал, чем ему помочь.