Кажется, что с древних времен людям было понятно, что для приготовления этого великолепного напитка необходимо в большую рюмку, наполовину наполненную холодным шнапсом, медленно, по краешку вливать томатный сок. Некоторые народы делали наоборот и аккуратно наслаивали шнапс сверху над томатным соком, однако Странник считал такой подход крайне нерациональным – получался тот же результат при гораздо больших усилиях. Далее необходимо было напиток посолить, причем для этого годилась лишь соль крупная, самого грубого помола, привозимая с соляных копей Зальцбурга. Именно такая соль наполовину ложилась на границе шнапса и томатного сока, а наполовину (самые крупные кристаллы) оседала на дно рюмки. Затем следовало бросить сверху очень маленькую (ни в коем случае не маленькую – этим ведь можно все испортить!) щепотку молотого черного перца, при этом перец должен быть молотым на ручной мельнице самого тонкого помола, что позволяло ему тонкой пленочкой покрыть поверхность напитка, весьма негусто. Затем, и это ключевой момент в приготовлении, надлежало сверху капнуть одну малюсенькую капельку заморского соуса «Тобаско», привозимого из Нового Света купцами, и немедленно пить, пока шнапс не согрелся, а кристаллы соли не растворились. Пить необходимо залпом, до самого дна, при этом пьющий сперва ощущал вкус черного перца, затем (мимолетом) холодного шнапса, затем обжигающего «Тобаско», потом мягкого, ласкающего язык томатного сока, и вот наконец кульминация этой вкусовой симфонии – кристаллы соли, которые надлежит вытряхнуть из рюмки себе в рот и растереть между языком и небом. Эти секунды в своей жизни Странник не без основания относил к категории упоительных, с чем трудно было не согласиться. В такую гармоничную и веками отточенную рецептуру, ставшую из рецепта уже скорее ритуалом, невозможно внести сколько-нибудь заметных дополнений, не потеряв при этом качества напитка. Однако в последние годы, когда общий уровень человеческой культуры в Империи (да, надо признаться, и за ее пределами) стал катастрофически падать, это коснулось и «Святой Марии». Во многих трактирах, особенно в столице, этот напиток стали делать совершенно несуразным способом: перемешивать шнапс с томатным соком, добавлять в него черт знает что, включая даже дольки лимона и кусочки льда и т. д. Странник, любивший этот напиток, воспринимал эти перемены очень болезненно, а профессионализм не позволял ему подойти к кельнеру и научить его, как правильно надо готовить, – где бы он ни появлялся, он старался не оставлять о себе лишних воспоминаний. А в этом провинциальном придорожном постоялом дворе «Святую Марию» готовили именно так, как следует, и компаньоны выпили перед сном по три порции. На вторую ночевку им пришлось остаться в лесу, завернув свой воз с дороги на какую-то более или менее проходимую лесную тропинку, и, расположившись под вековой елью, укрыться дорожными плащами. В отсутствие дождя эта ночевка тоже оказалась приятной – воздух был чист и пронзительно свеж, как это бывает только в хвойных лесах, наполнен запахом хвои, хотя наличие в воздухе комаров и указывало, что неподалеку можно встретить болота. Проснулись путники с первыми лучами восходящего солнца, пробивавшегося через еловые ветки, и снова двинулись в путь.
К концу третьего дня пути воздух стал прохладным, северо-восточный ветер нагнал туч, с неба стал накрапывать мелкий дождик. Друзья всерьез задумались о проблеме третьей ночевки и сошлись во мнении, что следует найти пригорок, встать на нем и спать под возом, однако, въехав на вершину холма, они увидели в одной версте к западу по дороге небольшую деревушку, судя по жиденькому дыму из нескольких труб – обитаемую; решили добраться до нее, чтобы заночевать с комфортом и накормить лошадей. Деревушка была маленькая, и компаньоны, подъехав к ней поближе, насчитали в ней лишь восемь дворов. Это были типичные для богатого лесом края бревенчатые одноэтажные строения с загонами для домашнего скота, бревенчатыми колодцами, хозяйственными постройками, заборами из длинных деревянных прутьев. Некоторые из домов явно пустовали, над крышами других вился дымок, и в них, по-видимому, готовилась вечерняя пища, однако и над этими, обитаемыми домами витал дух запустения. Постучавшись в две или три избы, путники пообщались с весьма неприветливыми и подозрительными хозяевами, с которыми не то чтобы договориться о ночлеге, но и поговорить-то толком не получилось. Тем не менее перспектива снова ночевать в лесу, сыром и неуютном от непрекращающегося дождя, не радовала ни Странника, ни Большого Майка, и они продолжили попытки. В шестом по счету доме, если считать от дороги, к ним на крыльцо вышел небритый и давно не причесывавшийся мужчина средних лет, неопределенного, впрочем, возраста, с отечным лицом землистого цвета. Он угрюмо посмотрел на пришельцев, которые просились на ночлег, предлагая за кров и корм для лошадей один золотой – плату для этих мест более чем щедрую, и равнодушно кивнул головой:
– Да ради бога, мне все равно, оставайтесь!