Серас, черт возьми, не чувствовала себя сильной. На самом деле она ничего не чувствовала, кроме здоровой дозы страха. Больше всего ее беспокоило то, что Саид видел в Коллективе, а не то, что он нарушил ее уединение. По правде говоря, ее потрясла его реакция на увиденное. Довольно трудно преуменьшить свою неминуемую смерть, когда парень рядом с тобой так психует, что ты не можешь себе этого позволить.
Она давно поняла, что умолять Рина, о чем бы то ни было, бесполезно. Он не проявлял милосердия, потому что его не было. Она могла бы броситься к его ногам сегодня вечером. Умолять пощадить ее. Убедить его, что сегодняшнее похищение может быть тем, что, в конце концов, убьет ее. Но это не имеет значения. Рина заботила только сила, которую он накопил. И он сделает все, чтобы удержать ее.
— Рин сумел создать себе репутацию в Сиэтле. Он использует меня, чтобы отговорить любого, кто подумает о том, чтобы надуть его. Но это все. Я не сильна, Саид. Я умею вызывать страх.
Саид повернулся к ней. Он поднял руку и убрал волосы с ее лица, спокойно изучая ее в темном салоне автомобиля.
— Ты сильная. Свирепая. Грозная. Потрясающе красивая. Умная. Ты владеешь магией, которой Рин мог только надеяться овладеть. Это то, что делает тебя могущественной, Серас.
Она хотела что-то сделать. Сказать что-нибудь. Поблагодарить его за добрые слова. Но она не могла. Узел застрял у нее под грудиной и не давал произнести ни слова. Саид заставил ее почувствовать. Что-то, что не должно было быть возможным. Истинная сила принадлежала ему. Она была мертва столетиями, пока полубезумный вампир не воскресил ее.
— Расскажи мне о своем ковене. — Они были еще в двадцати минутах езды от Бельвью, и она не думала, что сможет говорить о себе хоть секунду, не потеряв самообладания. Ей нужно было отвлечься от того, что должно было произойти, и от возможных последствий ее сегодняшних действий. — Я слышала, что ковены малочисленны и некоторые из них не ладят друг с другом.
Саид продолжал рассеянно перебирать пальцами пряди ее волос. Ощущение было таким расслабляющим, что ей захотелось свернуть на обочину и немного вздремнуть.
— Мой ковен был одним из самых больших в Лос-Анджелесе. Под моей защитой находилось пятьдесят дампиров.
— Был? — спросила Серас. — То есть их уже не пятьдесят, или они больше не под твоей защитой?
— Нет, — ответил Саид. — То есть они больше не мой ковен.
— Как это случилось? Ты просто ушел? — Серас знала, что он оставил свою жизнь в Лос-Анджелесе, но неужели ему было так легко повернуться спиной к тем, кого он когда-то считал семьей?
— Это было нелегкое решение, но оно должно было быть принято. — Сожаление омрачило тон Саида. — Я передал руководство двум своим и добровольно ушел.
— Ты бросил свой ковен в погоне за несбыточным. — Серас старалась говорить непринужденно.
— Я так и сделал. Нашел тебя. И хотя я скучаю по своей семье, я ни капельки не жалею о своем решении.
Серас не хотела чувствовать ничего теплого в решении Саида покинуть свой ковен и отправиться в Сиэтл. Но она должна была признать, это заставляло ее чувствовать себя желанной. Никто никогда не приносил ради нее жертвы, особенно такой большой, как Саид.
— Ты беспокоишься о них?
— Да. — Саид поиграл с ее волосами, и холодок пробежал по спине Серас. — Но я оставил ковен в надежных руках.
— Должно быть, это было тяжело, — сказала она сквозь внезапно подступившую к горлу тошноту. — Оставить семью.
— Жертва того стоила. — Густой тембр его голоса резонировал в каждом дюйме ее тела. — Найти тебя.
— Ты не должен так говорить.
— А почему бы и нет? — Внимание Саида не дрогнуло. — Это правда.
— Потому что. — Как она могла заставить его понять? — Я не хочу быть причиной, по которой ты оставил свою жизнь. —
Она не собиралась вторгаться на территорию партии жалости, но ничего не могла с собой поделать. Она не чувствовала вины как таковой, но знала, что каждый раз, когда она извлекала душу, она вызывала чью-то гибель. Бывали дни, когда она благодарила судьбу за то, что у нее нет собственной души. В противном случае, вина, вероятно, убила бы ее.