Потерянный Ван Гог

Аликс подробно описала, как выглядит, со слов Шэрон, тот мужчина, что нашел ее через антикварный магазин, и как он похож на того типа, которого она видела у нашего дома. Плюс ваза, которую она взяла у Шэрон и уже успела передать Смиту, чтобы он отправил ее в лабораторию для снятия отпечатков пальцев.

Я поцеловал ее в щеку и сказал, что она молодец.

– Не надо вот этого покровительственного тона!

– Да разве я смею? – ответил я и спросил, сказал ли продавец антикварного магазина, где он купил картину.

– Он сказал, что скупил старые вещи сразу из нескольких домов, но не был знаком ни с кем из первоначальных владельцев. Все прошло через вторые-третьи руки – родственники, дети и внуки освобождали дома от старья. В конце концов он насторожился, и мне пришлось сказать, что я хотела бы еще одну такую же картину. Он сказал, что постарается присмотреть. Ну, и все.

Было очевидно, что продавец не знал секрет картины. Но мы до сих пор не знали, была ли она подлинной. Аликс была уверена, что это так, и приводила в доказательство свой потихоньку заживающий синяк под глазом.

– Вот и твой друг Смит взялся за это дело. Значит, он тоже так считает.

– Да какой там друг… – проворчал я, чтобы хоть что-нибудь возразить. Аликс пожала плечами.

– Гораздо интереснее, как автопортрет Ван Гога, исчезнувший более ста лет назад, попал в окрестности Нью-Йорка?

19

Париж

Август 1944 года

Когда картина высохла, художник обернул ее чистыми тряпками, положил в специально сконструированный винный ящик с двойным дном, поставил туда несколько бутылок дешевого бордо и две книги: «Смерть в кредит» Селина и «Удел человеческий» Мальро. Обе ему нравились, хотя первый автор был антисемитом, второй – ярым борцом Сопротивления. Затем он нашел еще четыре полупустые винные бутылки, доверху наполнил их водой, закупорил пробками и положил отдельно в сумку.

На улице было жарко и душно. Сады Тюильри заросли, уличные фонари по дороге к Сене не горели. Отдаленные выстрелы и взрывы гранат сливались с громом; вспышки молний, от которых у него по коже пробегали мурашки, на доли секунд освещали темноту, деревья, статуи, группы немецких солдат, которые пробегали вдали. Где-то поблизости собирались члены Сопротивления, готовясь помочь освобождению города. Быстро шагая, он миновал темное здание Оранжереи. Монументальные фрески Моне с водяными лилиями еще оставались там: картины были слишком большими, чтобы нацисты могли их украсть, но им не составило бы труда уничтожить их. Было известно, что Гитлер приказал разнести Париж вдребезги перед сдачей, заложив динамит под Нотр-Дам, Дом инвалидов и каждый из самых почитаемых памятников города. Художник прикоснулся к кресту у себя на шее и помолился, чтобы войска союзников оказались здесь вовремя и предотвратили это варварство. Но сейчас главной его заботой было спасти ту единственную картину, которую он нес под мышкой.

Осторожно ступая по металлическому мосту Искусств, поврежденному воздушными бомбардировками, он перешел на другой берег. Там стояла группа немецких солдат с пистолетами, автоматами и снайперскими винтовками. Он поприветствовал их кивком и отдал им сумку с вином. Явно измученные и равнодушные ко всему, они не поблагодарили его, не обыскали, не спросили документы. Он быстро прошел мимо них в проулок между домами и старыми парижскими отелями.

На широкой улице Жакоб впереди показалась баррикада, там было еще больше немецких солдат; командир с рацией нервно расхаживал взад-вперед. Художник пошел в обход по боковым улочкам, пока не выбрался к церкви Сен-Сюльпис, где срезал путь через небольшой парк к улице Фюрстемберг. Перед зданием стояли два немецких солдата. Пригнувшись, он пробрался к задней стене и там, придерживая свой ящичек, перебрался через низкую каменную стену.

Некогда тщательно ухоженный сад одичал, дорожки, вымощенные галькой, были усеяны бутылками и окурками. Он хорошо знал это место, бывший дом и мастерскую великого французского художника Эжена Делакруа, ныне музей. На стене его студии много лет висела репродукция «Свободы, ведущей народ». Художник мысленно представил картину с изображением женщины, несущей французский флаг, и поднялся по лестнице к задней двери с сердцем, бьющимся, как пойманная птица.

Дверь была не заперта. Внутри с потолка во всю стену свисал флаг с черной свастикой – такой же, какой немцы вывесили на вершине Эйфелевой башни и над Отель де Виль – эту картину он не забудет никогда. Рядом с флагом висела карта Парижа, утыканная разноцветными булавками, и длинный стол, заваленный бумагами и телеграммами: очевидно, это место использовалось как штаб-квартира Третьего рейха, и похоже, его покидали в спешке. Он обратил внимание на голые крючки на стенах: больше половины картин исчезло, и это неудивительно; он видел несколько картин Делакруа, хранящихся в Же-де-Пом.

Послышался звук шагов, и он настороженно оглянулся.