Дом был пуст и глух, как заброшенный старый маяк. Тишина давила на уши и играла на расстроенных нервах. Это место с недавних пор выбивало почву из-под ног, распахивало сотни потайных дверей, за каждой из которых прятался свой персональный кошмар. Паркетный пол превращался в зыбкую трясину, готовую утянуть в самые недра прошлого. Реальность мерцала как неисправная лампа, осыпалась осколками битой посуды, звенела железными звеньями цепи, стонала глухим хрипом ветра за подвальным окном. Казалось, минута-другая и его личный демон вырастет огромной тенью в конце коридора, белым призраком, что следует за ним по пятам. А, быть может, появится тот, о ком он и вовсе позабыл в свете прошлых событий. Рамси не стал задерживаться, быстро переоделся и собрал кое-какие вещи, достал коробку с синтезатором со шкафа. Пробила только половина двенадцатого, и он не знал, чем занять время. Дома оставаться не хотелось, но и торчать с клавишами в парке или же тащиться куда-либо ещё тоже не воодушевляло. В итоге Рамси оставил синтезатор в коридоре и вышел на улицу, порыскав по карманам куртки, нашёл сигареты и свою любимую сувенирную зажигалку, сел на крыльцо и закурил. Включил телефон и бездумно вертел его в руках некоторое время. Вспомнил, что собирался позвонить Теону. Сейчас уж точно не слишком рано. Ответа ждать долго не пришлось, верно, друг уже не спал. Приветствие было неловким, словно каждый не знал о чём говорить дальше. — Как дела? — немного помолчав, спросил Теон. — Я живой и на свободе, — ответил Рамси, усмехнувшись. Самая верная формулировка, которую удалось подобрать. — К тебе Джон приезжал? Он тебя забрал, да? — предположил друг. — Да, на оба вопроса. В общем, я сейчас скажу, но это как бы тебе на день рождения, — Рамси замолчал, подбирая слова. Затоптал тлеющий окурок в кремово-жёлтую плитку дорожки и тяжело вздохнул. Почему-то благодарить всегда было тяжело, наверное, потому, что начинаешь чувствовать себя обязанным кому-то. — Большое спасибо, что выручил меня… — закатил глаза и цокнул, — В очередной раз. Ты просто великий человек и… — подавил тяжёлый вздох. — Лучший друг на свете. Для меня никто столько хорошего не делал… никогда. — А… даже не знаю, что ответить. Ну…пожалуйста. И, да, я и, правда, великий человек — рад, что ты это заметил, наконец, — довольно заулыбался Теон по другую сторону трубки. — Ага, — без воодушевления согласился Рамси. — Что ты вообще делаешь? — Я в деревне, вышел на улицу. Здесь так скучно, — пожаловался Теон. — Жаль. Хотел позвать тебя гулять, — Рамси не стал говорить, что просто хотел бы повидать друга. Зазнается ещё, если поймёт, что он по нему скучал. К тому же, у Теона и так корона до небес, хватит с него и тех добрых слов, что он уже услышал. Гордыня определённо его порок. — Когда ты приедешь? — спросил Рамси, поднимаясь со ступенек. Решил, что стоит всё же вернуться в дом. Сегодня было вовсе не жарко: осень неумолимо приближалась с каждым днём. — Наверно, только к школе, — вздохнул Теон. — Ещё целую неделю здесь торчать — просто с ума можно сойти! — не то, чтобы он не любил своих родственников, но деревенский колорит нагонял тоску. А придурки двоюродные братья так и вовсе делали «отдых» незабываемым, благодаря постоянным насмешкам и подколам, которым он подвергался ежедневно. — Да не стони ты! — мигом отреагировал Рамси. — Я в психушке две недели провёл, и то не ною. — Ну, конечно! А у кого-то нет ноги, и что мне от этого легче должно стать? — Теон подумал, что Рамси всегда принижает его страдания. — Да. Не повезло кому-то. Вспомнилась мне одна история… про новогоднюю гирлянду, — почему-то именно эта ассоциация утвердилась в памяти особенно крепко из всех рассказов отца о войне.
— Что за история? — спросил Теон, ни о чём не подозревая. Свернул с основной дороги и отправился по тропинке, ведущей к старому монастырю.
— Целиком не помню, расскажу кратко. У отца был друг на войне. Он сапёром был. Видимо, хреновым... — хоть Рамси и пытался припомнить детали, но удавалось это с трудом. — Короче, неважно. Он наступил на мину, и ему оторвало ноги. А сейчас самое интересное… — финальная фраза, по его мнению, была самой главной. — Мне как-то уже не хочется слушать, — бесцеремонно вклинился Теон.
— И… его кишки намотались на дерево и свисали, как новогодняя гирлянда, а кровь стекала на песок. Конец.