Потерянный взвод

Моджахеды шли с двух сторон: маленькие фигурки в одинаковых защитных френчах, растянувшиеся в неровную цепь. В их передвижении и самом присутствии не было ничего пугающего. Фигурки подпрыгивали, медленно приближались, кто-то все время отставал, командиры покрикивали, звучали пронзительные голоса. «Они идут нас убивать», – подумал Шевченко, и в который раз и мысль, и ситуация показались ему нелепыми, невозможными.

Нервно щелкнул одиночный выстрел. Шевченко тут же громко выкрикнул:

– Без команды не стрелять! Беречь патроны.

…Душманские цепи приближались слева и справа – уступом друг к другу. Кажется, ухо уже улавливало чужое сорванное дыхание, и ветер доносил терпкий запах потных, возбужденных тел. Крики, команды с обеих сторон временно прекратились. Сближение происходило в полной тишине.

Шевченко осторожно выглянул из-за бруствера. Душманы продвигались уже быстрей, подобно юрким ящерицам, будто подталкивала их слепая яростная сила.

– Огонь! – скомандовал Шевченко и первым дал длинную очередь.

Он видел, как его трассер вонзился в ближайшего моджахеда, тот завертелся волчком, рухнул, покатился вниз. Грохот очередей посыпался со всех сторон, будто вырвавшийся из-под клапанов пар, выбрасывая единую, сминающую все энергию. Враг упрямо шел наперекор огню, моджахеды не стреляли, в безмолвном порыве карабкались вверх, переступали через тех, кого уже смело первым залпом, получали свой свинец, падали, взмахивая руками, переламываясь сухой щепкой.

– В психическую идут! – озарила кого-то нервная догадка.

Испуганный мальчишеский тенорок будто подхлестнул Шевченко, он ощутил в себе неодолимое желание подняться, выпрямиться во весь рост и броситься в атаку, увлекая за собой своих пацанов, схлестнуться силой на силу. Сотни три моджахедов шли в смертельный бой, голову каждого обрамляла чалма черного цвета. Уже отчетливо были видны их бородатые искаженные лица. Вдруг без команды, почти одновременно, передние остановились и залегли. Запоздало бухнул из укрытия миномет. Мина устрашающе просвистела, шлепнулась на другой стороне горы и разорвала самое себя. Послышались гортанные команды. Моджахеды снова полезли вперед.

Сухой щелчок ослепил Шевченко. Он почувствовал резкую боль, схватился руками за лицо – ладони окрасились кровью.

– Товарищ капитан, что? Покажите. – Козлов оторвал руки от лица командира. – Осколки?

– Крошкой посекло, – наконец сообразил Шевченко. Он провел пальцами по белой отметине на камне – там, где споткнулась пуля.

– Ерунда…

Моджахеды продолжали упрямо идти на высоту. Открытые места были сплошь усеяны мертвыми телами. Слева, где ровная площадка с выступом переходила в крутой подъем, подбитой птицей мелькал, вздрагивал зеленый флаг. Уже была ясна, очевидна безнадежность и трагичность порыва захлебывающейся в крови атаки, и уже не было пути назад… Моджахеды цеплялись за каждый камень, выступ, самые смелые и удачливые окопались на расстоянии броска гранаты и теперь били очередями жестко, наверняка. Обе стороны остались без гранат, экономили боеприпасы, снизу подпирали свежие силы, гранаты снова летели в окопы обороняющихся, шлепались с ледяным металлическим стуком, тут же взрывались, калеча и тех, и других.

– Комбат! – кричал в эфир Шевченко. – Где «вертушки»? Духи ползут, как вши!

Комбат отвечал еле разборчивой мембранной скороговоркой.

– Выслали, выслали, – матерился во весь голос Шевченко.

Но тут действительно вынырнули вертолеты, будто снялись с соседней вершины. Они дружно молотили по воздуху лопастями – могучие воздушные мельницы. Шевченко зажег красную дымшашку, выстрелил из ракетницы в сторону противника. Вертушки превратились в гром и молнию, посыпали огненными стрелами в подножие горы. И получилось обратное: душманы дружно рванули наверх. Шевченко понял, что не миновать рукопашной.

Появился сержант Свиридов с почерневшим лицом погорельца. У него тряслись губы.

– Там у нас духи прут без конца! И двоих убило!

– Автомат убери! – крикнул Шевченко, заметив палец на крючке.

– Что?

– Отверни ствол, халява! И марш обратно, – проорал Шевченко. – Резерва у меня нет. Так и скажи замполиту!

Свиридов приложил руку к каске и, пригнувшись, побежал. Шевченко снова склонился над радиостанцией. Комбат отвечал, что помочь пока не может, умолял продержаться.

Вертолеты сделали еще один заход и ушли.

– Боятся! – прокричал сквозь сплошную перепалку выстрелов ротный. – Боятся смешать нас с духами в один винегрет!

– Шевченко, возьми себя в руки, продержись еще немного! – шипит, щелкает радиостанция, посылает натужные звуки, передает свою немощную энергию – пытается помочь.

«Бум! Бум!» Взрываются мины. Хаотичный неприцельный огонь изводит случайностью своего выбора. Идут штрафники, кровавят скалы, переполняются слепой яростью. Самые смелые, или, может, самые штрафные, доползли, приникли к камням, замерли в одном рывке, в одном шаге, готовые вцепиться в глотку, растерзать и погибнуть.