Сидеть вот так, уютно расположившись на прохладной крыше и оглядывать до сих пор никогда не виданный пейзаж, было так хорошо, что даже шевелиться не хотелось. В огромном, уже очень много лет мертвом, тоннеле, замерли сотни, а, может быть, и тысячи машин, простираясь вправо и влево, пока видел глаз. В путепроводе каким-то чудом сохранилось тусклое, красное, но вполне достаточное освещение. Ребятам, выросшим под землей, этого вполне хватало, чтобы чувствовать себя комфортно. Многие автомобили были относительно целыми. Внутрь салона теперь можно было заглянуть, только стерев толстый слой пыли, или открыв ржавую, норовившую отвалиться, дверцу. Во многих машинах еще угадывалась окраска кузова и, если стереть пыль, вся эта мертвая стоянка, стала бы разноцветной и даже красивой. Человек, выросший до взрыва, увидел бы еще много чего: врывающийся в поток празднично сияющих автомобилей внезапный визг тормозов и жуткий скрежет рвущегося металла; панику, охватившую людей, когда впереди, пробивая многометровую толщу, рухнул самолет; попытки затормозить на всем ходу, поворачивающие машины под самыми невообразимыми углами. Но ребята ничего такого представить себе не могли. Они вообще никогда до сих пор не видели автомобилей, тем более, на ходу, тем более, мчащиеся в потоке таких же сияющих авто по ярко освещенному тоннелю.
Судорожно вздохнув от переполнявших его чувств, Кирилл поклялся себе, что доведет ребят до места назначения, чего бы это ему не стоило. Ребят, спасших ему жизнь и, что самое главное, сделавших ее не такой бессмысленной, серой и жестокой, какой она была после катастрофы на родной станции. В это время, близкий грохот привлек его внимание. Опустив глаза, Кир чуть не рассмеялся. К нему, с трудом поднимая на вытянутых руках приличного размера тяжелую, судя по пыхтению, черную сумку, лезла Рыся. Травка подпихивала под пухлую попу свою не очень спортивную подругу. Рыся, заметив руку Кирилла, протянутую ей, сунула ему сумку и с восторженным ойканьем приземлилась на голову старшей.
- Это тебе, - крикнула Травка, и хохочущие девчонки опять убежали. Кир занял прежнюю позицию. Он так и не посмотрел, что там, в сумке, но твердо решил, что при случае умрет за этих странных, но уже таких дорогих сердцу ребят.
Тут мысли парня приняли другое направление. Нужно искать аварийный сход на нижний уровень. Они здесь уже много часов. Пора поторопиться, что-то слишком уж все тихо и спокойно. Сухой выход должен быть. Тоннель с обоих сторон выходит на поверхность, значит, посередине - прогиб. Вот туда и стекала вода. Кирилла слегка затошнило. Перед глазами вновь всплыли картины недавнего прошлого: скользкая от грязи платформа, нелепо торчащие босые ноги, разбухшие от воды, и лица, слепые мертвые лица с открытыми жуткими глазами, в которых отражается голубоватый свет фонарика. Он дернул головой. Об этом нельзя вспоминать. Ему еще провожать ребят мимо родной станции. И опять тяжелая, невыносимая тоска начала подкрадываться снизу вверх, скручивая винтом внутренности и одуряя резкой головной болью.
Какое-то время Кирилл сидел, раскачиваясь, взявшись руками за голову и, видимо, застонал, так, что встревоженное лицо Травки показалось над кабиной.
- Кир, опять голова? - озабоченно и опять очень по-взрослому спросила девушка. - Давай, таблетку дам, я там кучу аптечек нашла, они есть в каждой машине.
Кирилл отрицательно мотнул головой, но к нему уже тянулась зеленоватая ладошка с двумя таблетками и обеспокоенный взгляд вдруг отогнал непрошенную тоску, заменив ее очередным приливом благодарности.
- И откуда они такие взялись? - еще раз спросил себя парень, запивая дефицитные и зверски дорогие в его мире кругляши водой из фляги, вспоминая о том, что дядя ни за что не пожертвовал бы ему ни одной такой штуки, как бы он ни болел.
А ребята колбасились вовсю. Были забыты страхи и усталость последних дней. Выросшие в заботе и любви дети просто не в состоянии были долго хранить воспоминания о тяжелых моментах. Им нужна была разрядка, и они ее получили сполна.
Пард уже сделал несколько вылазок «на разведку» в ближайшие металлические заросли, откуда слышались его счастливые, возбужденные крики: