Потеряшка

Стоя перед палатой, в которой осматривали Элис, Люси прислушивалась к хорошо знакомым звукам больницы, дожидаясь прибытия социального работника.

За последний месяц, прошедший с момента ее приезда в Дерри, она бывала в этой больнице вместе с отцом несчетное количество раз. Однажды, вылезая из ванны, он упал и повредил руку, в другой раз поскользнулся на ступеньках лестницы… Каждый из таких несчастных случаев требовал, чтобы старик провел в клинике по крайней мере одну ночь, и дочери приходилось дежурить у его кровати.

Она постаралась отключиться от шума больницы, но не смогла: ее окружали стук инструментов в процедурных, скрип колес кроватей, которые перевозили по коридору, тихие, почти бесшумные шаги санитаров, эхо их приглушенных голосов… И все это периодически заглушалось криками найденной девочки.

Когда ребенок пришел в себя, он мертвой хваткой вцепился в Люси, пока та несла его до машины «Скорой помощи». Девочка не позволяла больше никому дотронуться до себя, поэтому ее спасительнице самой пришлось нести ее сквозь деревья. Только когда замерзшая малышка обнимала девушку за шею и могла видеть ее лицо, она позволяла другим полицейским помочь Люси нести ее. Сержант Блэк чувствовала холод в тех местах, где руки Элис касались ее шеи. Девочка не говорила ни слова и никому не смотрела в глаза.

Именно поэтому Трэверс предложил Люси проехать вместе с ребенком в больницу. Та ничего не имела против. Объятия ребенка невозможно было разорвать. Многие офицеры потеряли к девочке всякий интерес, как только стало ясно, что найденная – не Кейт Маклафлин. Трэверс сказал, что сам свяжется с отцом Кейт.

Люси должна была находиться с девочкой до тех пор, пока не появится социальный работник, а потом вернуться на базу: шеф назначил очередное совещание со всеми сотрудниками, занимающимися поисками пропавшей Маклафлин.

В машине «Скорой помощи» девочка начала стонать и беспокойно крутиться под одеялом, которым ее накрыли после того, как вернули Люси ее пальто. По мере того как они приближались к больнице, стоны превращались в визгливые вопли. Сейчас их характер опять изменился: это были вопли человека в агонии, и каждый из них заставлял все остальные звуки в приемном отделении замолкать. Некоторые пациенты из других палат в полусне выходили в коридор и, щурясь от дневного света ламп, пытались разглядеть, кто же издает такие ужасающие крики.

Наконец, уверенная, что случилось что-то страшное, сержант Блэк решительно вошла в палату. Ребенок скорчился в углу комнаты, подтянув ноги к подбородку, – в той же самой позе, в которой Люси нашла его в лесу. Маленькая пациентка была укутана в одеяло с металлическим покрытием, от которого она пыталась освободиться, не понимая, что сама сидит на его краях.

Педиатр давала распоряжения одной из сестер, которая рылась в содержимом шкафчика с лекарственными препаратами.

– Почему она так кричит? – спросила Люси.

Врач, индианка с загнанным выражением лица, посмотрела на нее, словно пытаясь понять, имеет ли эта женщина право задавать здесь вопросы.

– Все дело в том, что она согревается, – объяснила она устало. – А когда замерзший человек согревается, кровь опять начинает поступать в конечности. Когда она была на морозе, ее тело не испытывало боли, а теперь на нее обрушилась как бы отложенная боль.

– А вы что, ничего не можете дать ей?

Девушка указала на сестру, в руках у которой была игла, – она набирала через нее лекарство из маленького флакона в шприц. Шприц этот медсестра передала врачу, а та кивнула ей и Люси, чтобы они покрепче зафиксировали девочку.

Мисс Блэк подошла к девочке с левой стороны. Она чувствовала свою вину перед этим ребенком, который смотрел на нее странными, пустыми глазами, непонятным образом постоянно избегая ее взгляда. Сержант обняла девочку за плечи, как будто хотела покрепче прижать ее к себе. На какое-то мгновение Элис расслабилась, вроде бы поверив в искренность намерений Люси.

Но потом она увидела подходящего к ней врача со шприцем в руках и стала вырываться, молотя руками и ногами, которые были не толще тростинок, в разные стороны. Она повернулась лицом к державшей ее девушке, и ее глаза широко раскрылись.

Люси хотела отвернуться, хотела посмотреть в пол, но что-то не позволило ей это сделать, и она смотрела в глаза малышки, не отводя взгляда. Сначала глаза ребенка расширились, а затем потускнели, и неожиданно потяжелевшие веки стали сами собой закрываться. Судороги ее конечностей прекратились, и Элис стала сползать на пол. Крепко обняв ее за плечи, Люси позволила девочке опереться на нее.

Доктор откинула волосы со лба и рукавом вытерла пот с бровей. Выглядела она так, как будто долго занималась тяжелыми физическими упражнениями.

– Давайте положим ее на кровать, – произнесла она.

Вместе с сестрой Люси смогла поднять ребенка с пола и уложить в постель. Даже во сне лицо бедняжки сводила судорога, а ее глазные яблоки метались под тонкой кожей век. Кожа ее все еще была холодной на ощупь, однако к губам стал потихоньку возвращаться цвет.