Почему бы и нет, черт возьми? Я кивнула, и Джеймс налил вторую порцию виски. Передав стакан мне, он подошел к книжным полкам и достал оттуда альбом в кожаной бордовой обложке.
Открыв его, он перебирал страницы с детскими фотографиями своих сыновей.
– Мне нравится пересматривать их время от времени. Так я напоминаю себе, зачем просыпаюсь по утрам. – Он указал на семейное фото. – Вот что по-прежнему заставляет меня бороться. Семья – единственная вещь в мире, достойная того, чтобы за нее сражаться.
В горле у меня пересохло, я совсем запуталась, эмоции душили меня, поэтому я молча уставилась на снимок. Тройняшки еще совсем юнцы, я даже не могла отличить их друг от друга. На самом деле, все парни оказались так похожи между собой, что было сложно определить, кто есть кто на этой фотографии, несмотря на то что Кэйден и Кэйвен – от другого мужчины. Тем не менее, с тех пор как вскрылась неприятная правда, я замечала незначительную разницу между старшими братьями и остальными членами семьи – более светлый оттенок голубых глаз, более темные волосы, более резко очерченные скулы.
Различия, которые невозможно увидеть, если не приглядываться.
Неудивительно, что за столькие годы никто не заметил разницы.
– Ух ты, вот это здоровяк! – воскликнула я, указывая на улыбающегося коренастенького малыша с пухлыми щечками. – Кто это?
На лице Джеймса появилась ностальгическая улыбка.
– Это Кайлер. В нем всегда было нечто особенное. – Он любовно провел пальцами по фотографии. – Глядя на него, ни за что не подумаешь, что он появился на свет раньше срока. Такой крепыш. – Джеймс вновь перевел взгляд в пустоту. – Он всегда был счастливым ребенком, постоянно улыбался и улюлюкал. Все замечали это.
Джеймс повернулся ко мне.
– Его первым его словом было слово «папа». В тот момент я думал, что буквально разорвусь от переполнявшего меня счастья. – Он судорожно сглотнул ком в горле. – Я люблю Кэйдена и Кэйвена всем сердцем – полюбил в тот самый момент, когда впервые увидел. Я всегда считал их своими сыновьями и никогда не задавал Алекс вопросов о ее прошлом, потому что именно я стал для них настоящим отцом.
Я слушала его, скрестив ноги.
– Я знаю, поначалу они восприняли эту новость в штыки, но уверена, что Кэйден и Кэйвен помнят об этом.
– Надеюсь, потому что они – мои сыновья во всех смыслах этого слова. Это даже не обсуждается. – Он улыбнулся, вновь погладив пальцами фото. – Но когда Кайлер появился на свет, моя плоть и кровь, единственный, с кем у меня была кровная связь в этом мире, меня буквально переполняли эмоции. Я поражался, сколько любви к нему способно вместить мое сердце. Не мог поверить в то, что можно так сильно кого-то любить.
От эмоций голос Джеймса надломился, и его захватили воспоминания.
– Я был одержим им, Фэй. Когда он спал, я оставался в его комнате целыми часами, любуясь им, восхищаясь тем, насколько он идеален. Эта крошечная частичка меня. – Искренняя радость светилась в его глазах. – Я никогда и подумать не мог о том, что семнадцать лет спустя его будет бесить любое упоминание обо мне. Не мог и представить, что провалюсь с таким позором, уничтожив все прекрасное, не сохранив ни частицы того, кем был я, ни тени невинного счастливого ребенка, которым был он.
Джеймс совершал чудовищные ошибки, и его действия причиняли боль тем, кого он должен любил сильнее всего, но я просто не способна была презирать его за это. Все ошибаются.
Я допускала ошибки точно так же, как и Джеймс. Он был готов взять на себя ответственность, и я видела, как страстно мой дядя желал загладить свою вину.
Я потянулась к нему, чтобы обнять. Опустив голову на плечо, он прижался ко мне, обнимая крепкими руками.
– Что же мне делать, Фэй? Как все исправить? Прошу тебя, скажи. Я не знаю, как быть.
– Хотела бы я дать ответ на твой вопрос, Джеймс, но у меня его нет. Единственное, что ты можешь сделать, – поговорить с ним, открыться так же, как мне, и надеяться, что он выслушает. Но никогда не сдавайся, не прекращай попыток. Твои сыновья нуждаются в том, чтобы ты продолжал бороться за эту семью, даже если сами этого не понимают или не ценят. – Я попыталась выдохнуть опустошающую боль. – Я отдала бы все за шанс поговорить со своими родителями. Спросить их, почему. Попытаться понять, зачем они поступили именно так. Знаю, они не хотели причинить мне боль и считали, что делают как лучше, но мне бы хотелось, чтобы все было по-другому.
Я громко и тяжело вздохнула, и Джеймс поцеловал меня в висок.
– Я не могу переписать историю и не могу узнать ответы на свои вопросы, мне придется как-то смириться с этим. Но Кайлер здесь, и он должен получить свои ответы, даже если отказывается тебя слушать. Ему это просто необходимо. Тебе остается только надеяться, что когда-нибудь он поймет, почему ты поступил тем или иным образом. По крайней мере, у вас есть возможность объясниться. У меня ее уже нет.