Глеб взял первых двух лошадей под уздцы и неторопливо повел их к воротам. Застоявшиеся в упряжи, непоенные, измученные кони покорно последовали за своим крохотным поводырем. Карета, не скрипнув, мягко тронулась с места. Четверка, будто струя утреннего тумана, просочилась в предусмотрительно распахнутые ворота.
Им навстречу поспешили жестоко избитые слуги графа, которые дремали на улице, прислонившись к соседскому забору. Они несказанно обрадовались, увидев в окне кареты хозяина, живого и невредимого. Обольянинов сделал итальянцам знак занять свои места и не поднимать шума. Потом он ласково обратился к Глебу:
— Скажи мне, мальчик, кто ты, как тебя звать?
— Я — Глеб Белозерский, — гордо отвечал тот, — сын своего отца, которого ненавижу.
Ошеломленный граф протянул ребенку для пожатия свою маленькую, тонкую руку, каждый палец которой был украшен драгоценным перстнем.
— Я никогда не забуду, Глеб, — сказал он, — что обязан тебе жизнью.
Расстегнув тайный карман сюртука, Обольянинов достал сложенный вчетверо листок бумаги и отдал его Глебу со следующим напутствием:
— Здесь написаны двадцать адресов, разбросанных по всему свету. По ним ты всегда сможешь меня найти. Поверь, многие люди отдали бы целое состояние, чтобы заполучить этот клочок бумаги… В нем — моя безопасность, моя жизнь, но я, не колеблясь, отдаю его тебе. Когда бы ты ни попросил, я всегда приду на помощь.
Граф стукнул в переднюю стенку кареты, кучер шевельнул вожжами, и четверка медленно поплыла по мостовой, исчезая за поворотом. Глеб полной грудью вдохнул воздух и беззвучно засмеялся. Он вдруг почувствовал себя очень счастливым.
— Я сегодня бесконечно счастлив, — твердил, не скрывая слез, граф Федор Васильевич Ростопчин своему другу, поэту Сергею Глинке. — За что мне, грешнику, такая награда?
— Вы ее вполне заслужили, — отвечал искренний и преданный друг.
В губернаторской семье родился мальчик, названный при крещении Андреем. В честь крестин граф устроил скромный праздник, пригласив только самых близких людей. В эти тяжелые для русской армии дни он посчитал неуместным большое и громкое торжество. К тому же он давно не получал писем от старшего сына, служившего при штабе Барклая, и на душе становилось все тревожней.
Графиня Екатерина Петровна в крестинах сына не участвовала, сказавшись больной. Роды в возрасте тридцати восьми лет — дело все-таки не шуточное. Она и к гостям не пожелала выйти. «Уж увольте меня на сегодня, друг мой, — сказала она с утра графу, заглянувшему к ней в спальню. — Я не в том состоянии, чтобы распоряжаться балами». — «Да какой бал, матушка? Будут только свои…» Однако «своих» набралось до полусотни человек.
Сестры Наталья и Софи в отличие от отца прекрасно понимали истинную причину «недомогания» матери. Екатерина Петровна мечтала, чтобы ее новорожденного сына крестил аббат Серрюг, а не православный священник.
— Господи, за что нам наказание такое! — причитала старшая сестра. — Скоро наш дом превратится в Бородинское поле.
— Увы, — отвечала Софи, невозмутимо наблюдавшая за крестинами брата. — Маменька искренне считает, что вы с папа сгорите в адском пламени как еретики. Сначала она «спасла» от этого пламени меня, потом «спасет» Лизу и Андрюшу…
— Как ты спокойна! — возмущалась Наталья. — А что будет с отцом, когда он узнает правду? Он не отдаст вам Лизу с Андрюшей! — И, посмотрев на сестру враждебно, как никогда раньше не смотрела, твердо добавила: — МЫ не отдадим.
Теперь не было дня, чтобы между сестрами не возникло ссоры. Они все больше отдалялись друг от друга. Зато и та и другая уделяли повышенное внимание младшей сестре, как бы борясь за ее расположение. Наталья говорила с Лизой исключительно по-русски, хотя это и давалось ей порой с трудом. Софи же, напротив, для общения с Лизетт использовала только французский язык. Кроме того, она придумала интересную игру в латинские пословицы и поговорки, которую девочка сразу полюбила и постоянно просила в нее сыграть. Однако Наталья оказалась не менее изворотлива. Как-то за обедом она обратилась к отцу: «Папенька, вы были победителем турнира русских пословиц при императорском дворе, а наша Лиза хоть сейчас может выиграть у вас турнир латинских поговорок!» «Почему латинских?» — удивился граф. «У нас с Софьюшкой такая игра», — похвасталась Лиза. Федор Васильевич нахмурился, посмотрел исподлобья на Софью и запальчиво бросил: «Хорошо, давайте сыграем!»
Каково же было удивление сестер, когда оказалось, что отец знает латинских поговорок больше, чем все они вместе взятые. «Надобно к латинским пословицам прибавлять русские, тогда игра станет во сто крат занимательней», — предложил Федор Васильевич, и Наталья с Лизой его поддержали. С тех пор Лиза играла в пословицы в основном со старшей сестрой, потому что Софи не желала говорить на родном языке.