— Этот парк огромен, — заметила громким шепотом Прозерпина, когда ее спутник отделался от грубияна, — и людей в нем сегодня слишком много.
— Мне не нравится ваше настроение, — ответил ей Марс. — Уверяю вас, ОНИ уже здесь. Нужно набраться терпения.
— Но как мы поймем, что это ОНИ? Посмотрите вокруг — все только маски, маски, маски…
Богиня загробного царства явно нервничала, зато ее кавалер был абсолютно спокоен.
— Маски будут сброшены, когда наступит финал пиесы, — загадочно сказал он.
— Мы можем опоздать, — продолжала волноваться Прозерпина.
— Если будем все время держаться главной фигуры, не опоздаем, — заверил тот.
— Тогда какого черта мы здесь застряли?
— Вы правы, — согласился Марс. — Надо идти туда, откуда доносится музыка. ОНА, должно быть, там…
Обе римские маски на мгновение прислушались. Дуновение легкого ветерка тотчас донесло до них звуки клавесина. Не говоря больше ни слова, Прозерпина и Марс двинулись в сторону Колоннады Аполлона. Они не заметили, как от старого полусгнившего дуба отделилась высокая тень и последовала за ними.
Елена вглядывалась в темные воды Славянки, чтобы увидеть в них свое отражение, но в сгустившихся сумерках вместо лица различала лишь черное пятно в обрамлении извивающихся, словно змеи, водорослей. Грустные мысли терзали ее. «Может быть, зря я так обошлась с Евгением? — спрашивала она себя. — Он бы выслушал, понял… Но нет, нет! Он никогда не узнает о моем ребенке, зачатом в грехе! И мне нельзя его видеть!»
Афанасий изо всех сил нажимал на весла. Он тоже был тревожен и невесел. Дед Митрич, одолживший им лодку, сперва покачал головой при виде его опухшего, избитого лица, потом перевел взгляд на дешевую маску, которую тот держал в руках, и, наконец, оглядел спутницу Афанасия.
— Эх, детки, — заскрипел он, — далеко вы в таких нарядах не уплывете.
— Это почему же? — возмутился раскольник.
— Разве не говорил я тебе, что матушка Марья Федоровна любит старую моду, не признает современного фасона?
Старик и в самом деле предупреждал об этом Афанасия, но тот не придавал значения таким пустякам.
— А на тебе, глянь-ка, поношенный сюртучишка из немецкой лавки, — продолжал дед Митрич, — а барышня в платьице без фижмов. Да и маска твоя скоморошья не годится для царского маскерада… — Он еще несколько минут разглагольствовал и в конце концов заключил: — Нет, парень, не доплыть тебе до матушки Марьи Федоровны. Наши ребятушки гарнизонные тебя вмиг схватят, потащат за ушко, да на солнышко…
— Это мы еще посмотрим, кто кого за ушко! — храбрился Афанасий. Садясь в лодку, он подмигнул побледневшей Елене: — Ничего, сестрица, не грусти! Где наша не пропадала! Прорвемся!
Когда на берегах Славянки в свете масляных фонарей замелькали люди, спешившие во дворец, Афанасий убедился в правоте деда Митрича. Все были одеты либо в маскарадные костюмы, либо по старинной моде. Они с Еленой смотрелись белыми воронами.
— Все напрасно, — в отчаянии прошептала юная графиня, — нас не пустят к императрице…
Афанасий молчал. Он то и дело оглядывался по сторонам, ища выход из затруднительного положения, в котором они оказались по его вине. Вдалеке уже виднелась Пиль-башня, щедро освещенная фонарями. Внезапно в воздухе заметались разноцветные фейерверки, откуда-то грянула музыка, раздались веселые возбужденные крики.
В это время Афанасий заметил некое движение в березовой роще, что тянулась по левому берегу реки. Там появились две фигуры в блестящих маскарадных костюмах. Женщина, смеясь, убегала от мужчины. Тот поймал ее за руку и резко развернул к себе, она тотчас оказалась в его объятиях, и обе фигуры застыли в долгом, томительном поцелуе.
Афанасий осторожно причалил к левому берегу и привязал лодку к стволу березы, стоявшей почти в воде.
— Что случилось? — встревожилась Елена.
— Не беспокойся, сестрица, — шепнул тот. — Посиди в лодке, я мигом управлюсь.
И он исчез в темноте леса. Сердце девушки тревожно забилось. Не раздумывая ни секунды, она выпрыгнула из лодки и побежала вслед за Афанасием.
Глава десятая
Афанасий, подобно хищнику, почуяв добычу на расстоянии, уже не мог ее упустить. На бегу он вынул из-за пазухи нож, который всегда держал при себе. Ему хватило десяти шагов, или, вернее, прыжков, чтобы настичь любовников в чаще леса. Те все еще не могли оторваться друг от друга, но, заслышав хруст ломающихся веток, в страхе обернулись. Появившийся перед ними богатырь был вполне цивилизованно одет, однако его опухшее от побоев лицо и нож в руке выглядели слишком красноречиво.
— А ну, живо скидывайте одежу, — процедил он, — если жизнь дорога!
— Но по какому праву… — начал было мужчина в съехавшем на затылок парике, но бывший колодник не дал ему договорить, наотмашь ударив по лицу левым кулаком. Тот, не устояв на ногах, рухнул наземь, а его спутница закричала жалобным, тонким голоском:
— Караул! Убивают!