Потерявшая сердце

Вместо ответа Глашка выхватила из рук ротмистра кружку и, осушив ее залпом, с грохотом поставила на стол.

— Вижу, не дождешься от вас пуншу, — хрипло вымолвила она и сползла с колен гусара.

— Эй, куда ты? — возмутился тот.

— Пойду на двор, тут дышать нечем. Может, и подружек повстречаю, вам пришлю.

Глафира заплетающейся походкой направилась к двери.

— Она что-то знает о вашей невесте, — в свою очередь, сделал вывод юный поручик. — Вам, Шувалов, надо бы ее догнать.

— И выпотрошить как следует! — добавил ротмистр, явно уязвленный тем, что не снискал благосклонности у распутной девицы.

Глафира между тем вышла из трактира. Евгений бросился вслед за ней.

Во дворе не было ни души, если не считать старой клячи, нервно прядающей ушами и шамкающей беззубым ртом. Она была впряжена в какую-то рухлядь, которую язык не поворачивался назвать каретой. Подобных сооружений на колесах Шувалов не встречал ни в Москве, ни в Петербурге. Именно оттуда, из этой рухляди, отчетливо донесся чей-то всхлип. Он подошел ближе. Вместо оконца в карете зияла черная дыра. Евгений заглянул внутрь и увидел Глафиру. Она плакала, размазывая слезы по опухшему лицу.

— Почему вас так расстроил мой рассказ? — спросил он.

Девица вздрогнула, повернулась к нему, но не произнесла ни слова.

— Вы что-то знаете о Елене Мещерской, — продолжал граф, — но не хотите говорить. С ней случилось что-то страшное? — Он произнес последнюю фразу медленно, выделяя каждое слово.

Глафира и на этот раз не удостоила его ответом.

— Почему вы молчите?! — сорвался на крик Евгений.

— Не знаю я никакой Елены Мещерской, — выдавила сквозь слезы молодая женщина. — Оставьте меня в покое!

— Вы лжете! — в гневе бросил он.

На этот раз Глафира посмотрела на графа с иронической улыбкой и сказала тихо, почти ласково:

— Послушай-ка моего совета, касатик. Коли пташка выпорхнула из клетки, не надобно ее ловить. Пускай порхает себе на воле!

И она залилась таким немелодичным смехом, что в окнах станционного трактира задребезжали стекла. Евгений растерялся. Он не знал, как трактовать слезы и смех этой распутницы, но продолжал считать, что та наверняка видела Елену и, возможно, общалась с ней.

За спиной у него раздался топот копыт. Во двор въезжала карета. Евгений обернулся и не поверил своим глазам. Из остановившейся кареты вышел молодой офицер высокого роста, с залихватски закрученными кверху усами, с непослушными, торчащими в разные стороны волосами, на которые едва налезал кивер. Его серые грустные глаза смотрели на мир строго и с недоверием.

— Рыкалов! Вот так встреча! — воскликнул Евгений, узнав в офицере боевого товарища.

— Эжен? — с некоторым сомнением произнес тот, но тут же был заключен в объятья друга. — Погоди-ка! — на миг отстранился от него Рыкалов. — Дай сперва взглянуть на тебя. А как же твои ноги?

— Как видишь, снова носят это бренное тело, — засмеялся молодой граф. — Я цел и невредим, Андрюха…

— Это похоже на чудо! — все больше удивлялся Рыкалов.

— Чудо, что мы с тобой встретились…

— А что ты здесь делаешь, кстати? — поинтересовался боевой товарищ.

— Жду лошадей. Так я, глядишь, и за месяц не доберусь до Петербурга, вот уже третьи сутки сижу в этой дыре, — развел руками Шувалов.

— А прислуги много с тобой?

— Один мальчишка, — признался Евгений, — я, брат, привык по-спартански…

— Тогда собирайся. Через полчаса выезжаем.

— Так ведь лошадей нет, а твоим нужен отдых.

— Для меня, брат, лошадей найдут, — не без гордости заявил Рыкалов. — Я везу в столицу письма государя. Так что не теряй времени…

Через час они летели в санях, запряженных четверкой покормленных молодых рысаков. Дорога к ночи обледенела, и на поворотах сани заносило так, что они едва не опрокидывались. «Ух, ты! — только и покрикивал Вилимка, устроившийся на козлах рядом с кучером. — Эк, их забирает! Аж душу вытряхивает!»

— А ведь ты оказался прав, Эжен, — выдохнул Андрей в ухо Шувалову, припомнив их спор перед взятием Вильно, — русский Бог, наверное, и вправду добр и справедлив, коль смилостивился над тобой…

Шувалов не ответил, сделал вид, что спит. Он никак не мог избавиться от наваждения. Перед глазами все стояло заплаканное лицо распутной девицы, в ушах звенел ее смех, полный ненависти и презрения… К кому?