Потерявшиеся в России (СИ)

- Как у тебя самой-то дела? - спросила в прихожей Ольга Алексеевна. - С больными трудно, небось?

- Да я привыкла. Конечно, устаю. Полторы ставки, ночные дежурства. А ставка врача, как и учителя... Да са-ми, тетя Оль, знаете. Особо не разгонишься. Ладно, я по-бежала. Завтра зайду. Да, тетя Оля, совсем забыла. Моей маме позвоните, она чего-то хотела.

Последние слова донеслись уже из тамбура, когда Ольга Алексеевна закрывала двери.

В том, что они лишились всех своих денег, Виталий Юрьевич винил только себя. Ведь сомневался же он, чув-ствовал, что здесь попахивает какой-то авантюрой. Да и не в его принципе было пользоваться 'халявой', в какой бы упаковке она ни была преподнесена.

Выздоровление сменилось депрессией. Виталий Юрь-евич целый день сидел в кресле, тупо уставившись в теле-визор, или молча ходил по комнате, сдвинув брови к пере-носице, отчего походил на ночную птицу филина.

Ольга Алексеевна не выдержала и позвонила Алексею Николаевичу, который должен был вернуться с какой-то конференции из Москвы. Тот пришел вечером с бутылкой водки. Ольга Алексеевна было возразила, но Алексей Ни-колаевич прижал палец к губам и весело подмигнул. Ольга Алексеевна махнула рукой и пошла на кухню за закуской. Она поставила на стол маринованные огурчики, нарезала сальца из морозилки, и оно розоватыми пластиками с тем-ными мясными прожилками аппетитно лежало в тарелке.

- Сейчас разогрею картошку, - сказала Ольга Алексе-евна и оставила друзей вдвоем.

- Зря ты раскис, - добродушно сказал Алексей Нико-лаевич, после того как они выпили водки. - Вот этого я от тебя никак не ожидал.

- Ничего себе, зря. Почти два миллиона псу под хвост. Можно сказать подарил. Только кому - не знаю.

- Нехорошо, обидно! Но не смертельно. У моей Верки тоже миллион накрылся, - беззаботно засмеялся Алексей Николаевич.

- Ты же говорил, пятьсот тысяч, - напомнил Виталий Юрьевич.

- А проценты? С процентами уже около миллиона на-бежало. Так Верка моя уже их мысленно своими кровными считала. Я говорю, снимай, Вер, снимай, пока не поздно. Нет, говорит, еще месяц подожду. Вот и дождалась.

- Алеш, но ведь кто знал, что вот так вдруг. Такие деньги! - Ольга Алексеевна молитвенно сложила руки на груди.

- Вот-вот. Жадность нас и подводит. Ну, как говорит-ся, снявши голову, по волосам не плачут.

- Factum est factum, - вяло произнес Виталий Юрье-вич.

- Во-во. Что сделано, то сделано. Пусть тебя утешит то, что ты не один такой. Знаешь, сколько людей последнее потеряли? У нас в институте лаборантка трехкомнатную квартиру обменяла на однокомнатную, а разницу вложила в МММ, хотела дочери с зятем отдельную квартиру и ма-шину купить. Теперь молодые живут у его родителей в двухкомнатной квартире, а лаборантка наша в психушку попала. Вот это трагедия. А у тебя так - неприятность. Уж если Бог не дал счастья быть полным дураком, то прихо-дится крутиться, терять и начинать все сначала... И по-брейся, смотреть тошно.

- Говорят, сейчас небольшая небритость в моде, - по-шутил Виталий Юрьевич.

- Ага, если ты молодой миллионер, а на тебе безуко-ризненный фрак, а не кроссовки и мятый пиджак.

Глава 8

Виталий Юрьевич написал свои пять страниц руко-писного текста, откинулся на спинку кресла и потянулся, расслабляя затекшие члены, потом встал, включил телеви-зор и с отрешенным видом смотрел на экран, все еще оста-ваясь во власти той реальности, в которой жили герои его романа. На экране извивались в танце полуобнаженные юные дивы, а юноша с множеством тонких косичек с впле-тенными в них разноцветными лентами, долбил что-то мо-нотонным речитативом, приплясывая, жестикулируя и все время тыча указательным пальцем прямо в него, Виталия Юрьевича. И также безразлично он смотрел на Шуфутин-ского, который пел 'Душа болит, а сердце плачет', а поза-ди него плавно поворачивались то в одну, то в другую сто-рону и синхронно работали руками три одинаковые как близнецы барышни - бэк-вокал... Иногда Виталий Юрье-вич чувствовал себя каким-то посторонним в этом мире, и тогда на все смотрел как бы из другого измерения. И тогда ему странно было видеть, как человек кривляется на сцене, изображая что-то, что Виталию Юрьевичу казалось совер-шенно бессмысленным, и он не понимал, зачем это? Вот пение. Человек ведь, по существу, орет, только старается делать это красиво. В Брянских деревнях до сих пор гово-рят не 'спеть', а 'скричать': 'Мань, давай скричим пес-ню'. Однажды Виталий Юрьевич на каком-то гастрольном концерте, с коими в их город зачастили алчущие звезды, и куда его затащила Ольга Алексеевна, едва сдержался, что-бы не расхохотаться, и Ольга Алексеевна даже больно толкнула его в бок, а он подумал, не спятил ли он уже с ума. Но нет, все его поведение оставалось разумным, и ис-кусство, которое он считал настоящим, он воспринимал адекватно. Просто ему казалось, что эта оголтелая свора, которая вдруг вылезла на телеэкраны, - побирушки, только подают им несоизмеримо больше, чем на паперти. Это был бизнес, шоу-бизнес.