Потерявший веру

Я наклоняюсь вперёд и обрываю видеосвязь ни сказав не слова дочери и так не увидя её красивое лицо. Я надеюсь Мари прикроет меня и сообщит ей, что мой Wi-Fi отрубился, поскольку нет ни единого шанса, что я захочу, чтобы она узнала, что нас атакуют.

Дым от канистры, брошенной через окно, густеет и обжигает мои глаза, я хватаю два пистолета, которые оставили мне на случай возникновения экстренной ситуации, и нож, бросаюсь на пол, мои глаза слезятся от едкого запаха. Я оглядываюсь вокруг насколько могу и, присев на корточках, двигаюсь в сторону дверного проёма кухни.

Дым здесь становится более густым, когда я всё ближе подбираюсь к передней комнате — здесь лучше слышно громкий треск и шипение огня снаружи. Они, должно быть, подорвали сарай. Дерьмо. Мы — лёгкая добыча.

Грохот. Звук исходит сверху.

— Лили, — ору я, задыхаясь на втором слоге её имени, когда едкий дым заполняет мои лёгкие. — Лили, оставайся там. Я иду за тобой.

Она не отвечает мне, но я слышу более глухой звук, сопровождаемый приглушенным воплем.

— Лили, — реву я перед тем как выдвинутся в коридор с пистолетом на изготовке. Я спотыкаюсь, когда слишком быстро пытаюсь подняться по лестнице. Видимость на первом этаже практически нулевая, и это указывает, что использовали более одной дымовой шашки.

Стекло разбивается где-то сверху, заставляя меня быстрее двигаться вперёд и не думать о том, с чем я могу столкнуться, я пробираюсь через плотный дым и добираюсь до лестничной площадки. Здесь дым не такой густой, но мои лёгкие уже платят за тот объём, что я уже вдохнул.

Держась пригнувшись, я направляюсь к дверному проёму первой комнаты и обнаруживаю её пустой. Место, где спала Лили, следующее. Дверь широко открыта и из неё не исходит ни звука.

— Лили, — быстро и сбивчиво произношу я, — Лили, слышишь меня?

Тишина.

Я вытаскиваю ещё один пистолет из-за пояса и с оружием в каждой руке кручусь и стремительно забегаю в комнату Лили.

Кровать в беспорядке, железное основание кровати набекрень, но комната пуста. Чистые занавески раздувает ветерок, аромат горящего дерева становится ещё сильнее, когда я добираюсь до них. Дергаю и срываю, отбрасывая в сторону ткань, и обнаруживаю разбитое стекло, но нет ни одного осколка на полу в моих ногах, что означает, что его разбили изнутри.

И бессомнения, трава под окном покрыта разбитым стеклом, которое искрится как алмазы под ранним утренним солнцем.

Эта комната расположена на другой стороне дома и выходит на открытое поле, но я по-прежнему вижу дальний угол старого сарая или того, что от него осталось. Огонь облизывает небо, когда обрушившиеся здание горит как костёр.

Шины визжат откуда-то из передней части собственности, и я быстро оцениваю последствия падения на землю подо мной. Я могу это сделать, если воспользуюсь выступом в качестве точки опоры на полпути, но я не смогу удержать оружие в руках, пока буду делать это. Это оставит меня уязвимым и незащищенным. Быстрый осмотр области не указывает на присутствие в засаде кого-либо, так что я принимаю решение: засунув оба своих пистолета за пояс за спиной, я залезаю на подоконник, перед тем как смогу опустить себя на выступ. Секундой позже я на земле, моя ладонь неловко приземляется на один из особо острых кусков стекла, прокалывающий мою ладонь. Вытащив его, я подавляю боль и отбрасываю противный кусок, перед тем как ещё раз сжимаю пистолеты в каждой из своих рук.

Громкий свободный смех разносится в воздухе. Это не грубый рёв убивающего мужчины, а практически музыкальный звук и определенно женский.

С оружием на изготовку — рукоятка одного из пистолетов скользит в моей ладони из-за крови — я достигаю угла дома и осторожно выглядываю из-за него.

Машина уезжает прочь, двигатель ревёт, она продирается через столб пыли, оставленной впереди идущей машины.

Это второй автомобиль, и он притягивает всё моё внимание — поскольку Лили внутри.

Она не связана и её рот не заткнут, и она ни коим образом никак не ограничена. К её горлу ни приставлен нож и нет пистолета у её головы. Нет, она сидит на переднем сиденье, её щеки окрашены в розовый цвет от восторга, радости и возбуждения, на её лице сияет широкая и беззаботная улыбка, растягивающая её губы, когда она откидывает голову назад и ещё раз смеётся. Она смеётся, а человек, управляющий машиной, убирает одну руку с руля и хватает её за шею, притянув к себе, чтобы украсть поцелуй. Он агрессивен, но не нежеланный. Она относится к объятию как цветок, поворачивающийся к солнцу.

И когда они отрываются друг от друга, он продолжает стремительно гнать автомобиль вниз по ухабистой дороге, и я могу рассмотреть мужчину, управляющего автомобилем, — и это Саша Фёдоров.

Лили увозит тот, кто удерживал её в рабстве месяцами. Нет — увозит не то слово. Она добровольно уезжает, и понимание этого заставляет мой мозг кружиться.

А не играла ли с нами эта сломанная слабая девушка, нуждающаяся в нашей помощи, чтобы сбежать от этого монстра?

Бл*дь. Я надеюсь, что чертовски ошибаюсь относительно Лили, поскольку, если это не так, то Люк живьем сдерёт с неё кожу.