Потерявшийся во времени

Ближе к одиннадцати, когда уже была перемыта посуда, и можно было просто отдохнуть немного перед сном, большинство собралось вокруг костра, который отгонял назойливых комаров. Петр достал гитару и стал играть, а все дружно подпевали ему. Это были всем известные песни Кима, Окуджавы, Городницкого, Клячкина и других бардов, имена которых были у всех на слуху. Я некоторое время сидел вместе со всеми, а потом отошел и, усевшись неподалеку у входа в палатку, задумался, глядя на спокойную гладь воды, которая искрилась в свете костра и яркой Луны. Интересно, как изменится моя жизнь из-за того, что пошел в поход? Возможно никак, хотя навряд ли. Ведь я знаю, как все будет в дальнейшем, и рано или поздно, мне придется решать, как распорядиться теми знаниями о будущем, которые мне известны. Хочу я того или нет, все равно придется принимать решение. Другое дело, какое?

— О чем мечтаем? — тихо, чтобы не испугать меня спросила Ира, которая незаметно подсела рядом.

— Так ни чем, — соврал я.

— Вот уж не поверю. Слишком задумчивый взгляд у тебя был. Словно о будущем думал.

— Возможно, что и так.

— И как оно там, это будущее? В тумане или есть перспективы?

Я посмотрел на Иру и подумал, а что если взять и рассказать ей обо всем. Ведь тогда точно вся жизнь может измениться. А что и правда, ведь я никогда и никому не рассказывал о будущем, кроме Леры, даже на вечеринке и будучи не очень трезвым, потому что для меня это было своего рода табу. А собственно говоря, почему? Я снова внимательно посмотрел на улыбающуюся Иру и произнес:

— Знаешь, будущее весьма противоречиво, и как бы это поточнее выразиться, неоднозначно воспринимаемо с позиций современности.

— Ой, как философски сложно для восприятия, — продолжая улыбаться, произнесла она, — прямо как цитата из учебника истории, или философии.

— Нет, правда. Вот посуди сама. Представь себе, что мы с тобой жили бы сейчас не в конце семидесятых, а скажем в тридцатые годы. Сталинская эпоха, война не за горами и в то же время массовый энтузиазм, и все такое прочее. Как бы мы, зная о сегодняшнем дне, воспринимали мир, в котором оказались?

— Ну не знаю. Сложно сказать.

— Вот именно, сложно сказать. Как бы ты воспринимала то время, зная, что пройдут годы и будет война, в которой погибнут миллионы, трудная и тяжелая победа, потом будет развенчан миф о гениальности Сталина и осужден период, когда были репрессированы сотни тысяч людей, наука и техника сделает

огромный скачок вперед и человек полетит в космос.

— Какой ты смешной.

— Почему смешной?

— Такими вопросами забиваешь себе голову. Разве можно знать, что будет с нами через много лет. Тут не знаешь, что с тобой завтра будет. По-моему, надо жить сегодняшним днем и просто радоваться жизни. А что касается будущего, то можно конечно строить планы, но они должны быть реальными. Разве я не права?

— Права, конечно, — улыбаясь, сказал я, — только…

— Что только?

— Только отчасти.

— Это почему же?

— Потому что, судьба каждого, действительно зависит от воли случая и трудно предугадать, что с тобой будет завтра, но если знать, что будет в будущем в целом, можно строить планы, а следовательно, целенаправленно двигаться к достижению каких-то определенных целей.

— Знаешь, я в мистику не очень верю, поэтому гаданием не занимаюсь. Откуда знать, что будет завтра со всеми? Я вот, к примеру, знаю, что надо окончить институт, потом, если не повысят, поискать другую работу. Это реальные планы, но и то, они могут в любой день измениться по воле случая. Может завтра война или стихийное бедствие, или болезнь, тьфу, тьфу конечно, — и она постучала рукой по березе, которая росла рядом.

— Я тоже в мистику не верю и уж тем более не гадаю, просто знаю то, что не знает никто, — я сказал это так просто, словно говорил о совсем простых вещах, а не о чем-то очень важном, возможно поэтому, Ира восприняла это совсем не так, как я ожидал.

— Мечтатель ты, однако, Алеша. А я сначала решила, что ты совсем другой.

— И какой же?

— Другой и все.

— А это хорошо или плохо? — спросил я Иру, которая смутилась, но уйти от прямого ответа она не могла и потому сказала:

— Хорошо.

— А все-таки можно узнать, каким же ты меня представляла?

— Я тебе потом как-нибудь скажу.

— Это вроде, чтобы я немного помучился?

— Вроде того.

— Выходит, что мы оба ошиблись. Мое первое впечатление о тебе, тоже изменилось.

— Даже так!

В свете костра её лицо ярко вырисовывалось, и я увидел, как она то ли от удивления, то ли от любопытства, приподняла бровь.

— И в какую сторону оно изменилось?

— Я, пожалуй, тоже расскажу тебе об этом потом, — и мы оба рассмеялись.

Посидев еще некоторое время молча, и послушав песни, которые в ночной тишине были слышны далеко вокруг, народ стал расходиться на ночлег. Первый день всегда казался самым трудным. Зоя окликнула Иру и та, пожелав мне спокойной ночи, отправилась в одну из двух палатах, в которых спали девчата.

— Опять Иришку кадрил? — тихо произнес Славка, подошедший к палатке.

— Ну тебя. Мы просто болтали и слушали песни.