— Но ведь поверила, когда ты мне доказал. Значит и другие могут поверить, если ты докажешь свою правоту. А ты что хотел, прийти и тебе сразу поверили? Время, только оно может сказать, кто ты, и тогда ты станешь тем, кто сможет что-то сделать. Ты думаешь, что личности рождаются сразу? Нет, ими становятся. Кем были те, кто вершил историю, ефрейторами, священниками-недоучками, авантюристами, комсомольскими вожаками местного разлива. А кем они стали? Вождями, лидерами, глашатаями или организаторами чужих побед, не забыв при этом о себе и своём месте в истории. Что их вело к цели — амбиции, чувство веры в собственное величие, алчность, жестокость, беспринципность и все остальное вместе взятое.
— Подожди, подожди, а как же высокие идеалы гуманизма, равенства, братства?
— Слушай, я о серьезном, а ты словно на комсомольском собрании. При чем тут братство. Историю вершат с чувством собственного превосходства, с желанием достичь вершины, независимо от того, имеешь ты мозги в голове или нет. Конечно, хорошо, когда они у тебя есть, но это совсем не обязательно. Главное, это наличие той движущей силы, которая заставляет тебя двигаться вверх к избранной тобой цели.
— Знаешь, мне кажется ты не совсем права. Желание достичь определенных целей и влияние на историю в целом, на мой взгляд, это совсем разные вещи.
— Пусть так. Но в целом я права. Если хочешь чего-то достигнуть, надо стремиться к этому. Легче всего сказать себе, это трудно, это невозможно, а зачем мне это нужно. А следует говорить иначе. Да, трудно, сложно, много завистников, преград, сложностей, но я смогу, потому что хочу добиться поставленных целей. И чем выше цели, тем сложнее к ним идти, но тем интересней. Вот ты выбрал для себя цель разбогатеть и смог добиться этого. Но для этого у тебя были знания и, по сути, ты действовал без особого риска, решал практически инженерные задачи, сколько привлечь сотрудников и когда начать покупку или продажу того-то или чего-то. Ты думал, что разгадываешь кроссворд, а на самом деле, ты просто обводил буквы, которые были уже написаны
— Знаешь, это тоже не так просто.
— Может быть, но разве это цель?
— Что ты хочешь сказать?
— То, что надо попробовать.
Ирина смотрела на меня возбужденным взглядом, и это было так необычно для неё, что я просто не знал, что ответить. Никогда раньше я не видел её такой возбужденной, точнее одухотворенной какой-то идеей. Она смотрела, словно сквозь меня и о чем-то напряженно думала, а потом вдруг сказала:
— Если бы я была на твоем месте, я бы точно знала, что надо делать.
— Правда и что же?
— Я бы пошла в органы.
— В органы!? — ну нет. Если я туда сунусь то это конец. Мало того, что мне не поверят, так мы все окажемся под таким колпаком, что вся дальнейшая жизнь будет весьма непредсказуемой. И потом.
— Поэтому я и сказала, если бы я была на твоем месте, — она вдруг сникла и встав из-за стола, пошла в комнату.
В полном недоумении я остался сидеть за кухонным столом.
— Ну дела, — подумал я, — вот уж никогда не подумал, что Ирина окажется такой натурой. А собственно какой? Может она и права? Надо просто набраться смелости и сделать первый шаг, а там глядишь и плавать научишься.
Я вошел в комнату. Свет был погашен, но Ира не спала. Она лежала на разобранной постели и ждала меня. Я разделся и лег рядом. Я молчал, ждал, когда она заговорит первой, но она лежала и смотрела в потолок, ожидая, что я первым заговорю. Не выдержав затянувшегося молчания, я произнес:
— А почему ты считаешь, что я вправе что-то менять или хотя бы попытаться, что-то изменить?
— А ты сам как считаешь?
— И все же я задал вопрос тебе.
— Я и ответила на него.
— Ты понимаешь, какую ответственность я возьму на себя, если только попытаюсь что-то изменить? Это не просто судьба одного, сотни, тысячи человек. Это судьбы миллионов. А вдруг что-то получится? Мир может пойти другим путем и вовсе не обязательно, что он будет лучше того, каким он станет без моего вмешательства.
— Я понимаю. Это так страшно, но разве может быть что-то интереснее, чем изменить мир, попытаться сделать его лучше для людей?
— Не знаю. Тот кто вершит судьбы, всегда надеется на то, что он делает как лучше, но только время и история может оценить, насколько правильно и хорошо то, что он сделал.
— Я согласна с тобой, но все же, если есть возможность что-то изменить, ну или хотя бы как-то повлиять, чтобы исправить ошибки, которые были допущены, разве это не здорово?
— Ох, Ириша, вот уж никогда не думал, что ты у меня такая.
— Какая?
— Вот такая, с амбициями. Хочешь ворваться в историю и оставить в ней след. Только нужно ли это?
— При чем тут амбиции? Просто, если бы ты сам себя послушал со стороны, когда рассказывал о будущем, то ты понял, с какой болью ты говорил обо всем. И я знаю, почему ты так говорил.
— Почему?