Наш последний спор, который имел самые неожиданные последствия, начался из-за спекуляций негодными, списанными на слом кораблями. Он купил какую-то дряхлую посудину и, потирая руки, сообщил мне, что она уже стоит в доке под другим названием и ремонтируется.
Когда я в первый раз услышал об этой отрасли коммерции, я попросту ничего не понял, но теперь, после наших споров, я многому научился.
– Я не могу участвовать в этом, Пинкертон, – сурово сказал я.
Он подпрыгнул, словно в него попала пуля.
– Что это ты? – воскликнул он. – Какая муха тебя на этот раз укусила?.. По моему, тебе не нравится любое выгодное дело.
– Агент Ллойда списал этот корабль как негодный, –
сказал я.
– Но послушай, я же говорю тебе, что это великолепная сделка: корабль в превосходном состоянии, у него только ахтерштевень и кильсоны подгнили. Я же тебе говорю, что агенты Ллойда тоже греют руки, но только они англичане, и потому ты не хочешь мне верить. Будь это американское агентство, ты ругал бы его на чем свет стоит! Нет, просто у тебя англомания, и больше ничего! – добавил он с раздражением.
– Я не согласен получать прибыль, рискуя жизнью команды, – заявил я решительно.
– Господи! Да ведь любая спекуляция связана с риском!
Разве отправлять в плавание даже честно построенный корабль не значит рисковать жизнью команды? А работа на рудниках – это ли не риск? А вспомни, как я покупал элеватор… Что могло быть рискованнее? Он же мог оказаться совсем непригодным, и я тогда потерял бы все… Вот что, Лауден! Я скажу тебе всю правду: ты слишком щепетильный человек и не годишься для этого мира!
– Ты сам себя осудил, – ответил я. – «Даже честно построенный корабль», говоришь ты. Так давай же заниматься только честными сделками!
Удар попал в цель. Неукротимому нечего было возразить. А я воспользовался случаем и бросился в новую атаку. Он думает только о деньгах, заявил я. Он мечтает только о долларах. Куда девались его благородные передовые устремления? Куда девалась его жажда культуры?
Или он забыл о своих обязательствах перед своей страной?
– Это правда, Лауден! – вскричал он и принялся бегать по комнате, ероша волосы. – Ты абсолютно прав. Я низок, я меркантилен. О, до чего я дошел! Лауден, так больше продолжаться не может. Ты снова показал себя моим верным другом. Дай мне твою руку, ты снова спас меня!
Мне надо позаботиться и о духовной стороне. Я должен принять отчаянные меры – взяться за изучение какой-нибудь сухой и трудной науки… Но какой? Богословия? Алгебры? А что такое алгебра?
– Ну, она достаточно суха и трудна, – сказал я, –
a2+2ab+b2.
– Но она стимулирует духовный рост? – спросил он.
Я ответил утвердительно и добавил, что она считается необходимой частью всякой истинной культуры.
– Вот это мне и нужно. Значит, я буду изучать алгебру,
– заключил он наш разговор.
На следующий день, обратившись к одной из своих машинисток, он узнал о существовании молодой образованной девушки, некой мисс Мейми Макбрайд, которая готова была служить ему проводницей по безводным пустыням пресловутой науки. Поскольку она нуждалась в учениках и плата была умеренной. Пинкертон начал брать у нее уроки – два в неделю. Он очень скоро проникся удивительным энтузиазмом: казалось, он не мог оторваться от алгебраических символов, часовой урок превратился в целый вечер, а два урока в неделю – в четыре, а потом и в пять. Я посоветовал ему остерегаться женских чар.
– Ты не успеешь оглянуться, как влюбишься в свою алгебраичку, – сказал я.
– Не говори так даже в шутку! – вскричал он. – Я благоговею перед ней. Мне так же не придет в голову обнять ее, как не придет в голову обнять ангела. Лауден, на земле нет другой женщины с такими высокими и благородными помыслами.
Это пылкое заявление меня отнюдь не успокоило.
К тому времени я уже вел с моим другом новый спор.
– Я пятое колесо в телеге, – повторял я снова и снова. –
Тебе от меня нет никакой пользы. На письма, которые ты мне поручаешь, мог бы отвечать и несмышленый младенец. Вот что, Пинкертон: либо ты найдешь мне какую-нибудь работу, либо я сам себе ее найду.
Говоря это, я, как всегда, надеялся вернуться к искусству и не подозревал, что готовит мне судьба.
– Я нашел тебе работу, Лауден, – в один прекрасный день сказал мне Пинкертон в ответ на мою тираду. – Мысль о ней пришла мне в конке. Оказалось, что карандаша у меня нет, я позаимствовал его у кондуктора и всю дорогу вычислял и прикидывал. Все уже обдумано. Для тебя это настоящая находка. Все твои таланты и дарования найдут себе применение. Вот предварительный набросок афиши.