Потешная ракета

– Изготовить из еще более тяжелого. Из свинца, к примеру. Но это дорого. Потому пушки и через тысячу лет будут палить чугунными ядрами.

В голове Феодосии плеснулась, как рыба в воде, серебристая мысль. Плеснула – и ушла во глубины волн. Не успела Феодосия ее разглядеть, ухватить и облечь в слова. Мысль эта была об выстреле и связи веса ядра с далью полета.

«А если не ядро из свинца делать, а сильнее бросать, то бишь выталкивать из пушки? Как нужно толкнуть, чтоб достигло летящее ядро небесной сферы? А может, пушку длиннее сделать? Можно ли изладить пушку с версту? А чтоб не падала, подпереть дуло деревянными столбами или каменными сводами, как мост?»

– Месяц, как я тебе с сим мечом? Бают, булатный, с востока.

– Ты великолепен! – сказала Феодосия и с досадой принялась было ловить свои мысли, но те разбежались прочь, оборачиваясь и насмехаясь.

Долго не могла увести Феодосия Олексея из саадашного ряда, ибо торговали там как один военные люди, участники и самовидцы кровавых браней, в которых довелось им с сим оружием повергнуть врага. Ну как тут оторвешься!

Пошли опять пирожни, блинни, квасны, суслы, харчевни. Олексей вручил Феодосии блин, в который завернута была гречневая каша с рубленым яйцом, после чего сей блин, обжаренный еще раз в масле, обрел хрустящую коросту. Себе стрелец взял с пшенной кашей и яйцом. Для пробы дали друг другу откусить каждый от своего блина и, жуя, достигли золотого и серебряного ряда. Здесь лавки были покрепче и стражи побольше. Хотя изделия были, правду сказать, из дешевого бледного восточного золота, так, побрякушки для простых московиток. Дорогие украшения продавались в каменном Гостином дворе по соседству. Народу в золотом ряду было ничуть не меньше, чем в каком-нибудь ветошном. В основном, конечно, жены, не могшие оторвать алкающий взгляд от подвесок, перстней и иноземных морских земчугов (свои-то родные речные, мелкие).

Феодосия с восторгом принялась изучать выставленную в одной из лавок раковину, в перламутровых створках которой на золотом песке сияла круглая розовая земчужина.

– Это же из книги, – призывала она Олексея. – Пишем сейчас лексикон о морских чудовищах с миниатюрами, кои перечерчиваю крупно и раскрашиваю. Там намалеваны также и раковины, только огромные и закрученные в рог. Ну просто как у быка!

– Какого же размера в такой раке должна быть земчужина? – встрепенувшись, вопросил хозяин лавки. – Должно быть, с куриное яйцо?

– Вполне может быть, что и с гусиное, – подумав, ответила Феодосия.

– Любой земчуг тебе отдам! В золоте будешь ходить! – схватившись за рукоять пищали, выпалил Олексей Феодосии.

Хозяин лавки ничуть не удивился тому, что объект озолочения – монах, и, резво достав из ларца крест, усыпанный каменьями, принялся нахваливать его, прикладывая к груди Феодосии.

– Ох, нет, благодарствуйте, мы потом… – залепетала она и ринулась прочь.

На воле Феодосия накинулась на стрельца:

– Думаешь, что речешь?

– Как могу возле тебя думать? У меня и мысли-то разлетаются рядом с тобой.

– У меня тоже, – сокрушенно сказала Феодосия, чем весьма утяжелила копилку надежд Олексея.

Когда уж ноги не шли от усталости и уговаривала Феодосия стрельца выбираться с торжища, набрели они на две линии, где встретилась она, того не ожидая, и с прошлым, и с будущим…

Сперва оказались на коротенькой линии в закоулке между двумя крупчатыми рядами, торговавшей овощными фруктами. Яблочной пастилой Феодосию было не удивить, ибо ее в таких изрядных количествах заготавливали в монастыре, что каждый вечер выносили на стол на заедки мастерам и тем, кто собирался работать и нощью. Груши причудливых цветов, размеров и форм (были даже шишковатые), уложенные в стружку, апельсины и лимоны, облитые воском, сливы, сваренные с вином, – все это понравилось Феодосии. Она полюбовалась на горки светящихся сушеных абрикосов, изюма оттенком от воскового до темно-коричневого, сморщенного маслянистого чернослива, вишни и загадочных прозрачных ломтиков с названием «айба». Вместе с Олексеем подивилась на ярко-желтый фрукт, весьма схожий с переросшим огурцом, за который просили аж серебряный рубль.

– А как вы хотели? Это же дыня, а не репа какая-нибудь, – довольно развязно сказал продавец.

– А виноград у вас в лавке есть? – вспомнила Феодосия.

– Вестимо. Вон там.

Торговец взмахнул дланью в другой угол лавки. Феодосия приблизилась. На освещенном свечой прилавке стояли две плоские плетенки, в одной лежали связки ягод темно-синего, а в другой – травяного зелейного цвета. А рядом в маленьких лубяных туесках с откинутыми крышками ждали богатого покупателя красно-оранжевые, в седых разводах сахара на морщинах маленькие сердцевинки ее скляницы. Той, что подарена была возлюбленным Истомой и звенела в ручках сыночка Агеюшки.