Потешный русский роман

Моя дорогая Юлия, Я оставил четыре сообщения на автоответчике стажера Кракова, но он так и не перезвонил. Мне хочется верить в его усердие, и я готов отправиться в путь. Поездом, самолетом. Попробую найти решение, но вынужден признаться, что чувствую себя в Вашей стране неграмотным. Русский я знаю очень средне, но ничего или почти ничего не могу осуществить легко и просто, даже купить билет на поезд. Представьте, в какую бы очередь я ни встал, меня из нее выталкивают. Не понимаю, как это происходит. Пока я пытаюсь сообразить, что должен делать, впереди меня оказываются человек десять. Я проявляю максимум внимания, чтобы делать все правильно, но выходит плохо. Вчера я почти час стоял у билетного окошка, прежде чем понял, что там продают билеты только на пригородные поезда. Стоит ли уточнять, что это нигде не было указано? Я вообще не понимаю, по какому принципу организуется в Вашей стране информация. У меня нет слов, чтобы описать, как я был унижен, чувствуя себя парией среди парий. В этой стране все имеет невообразимые размеры, все нелогично, все подавляет. Понимаете, Юлия, сначала я думал, что проблема во мне. Я иностранец, не знаю здешних нравов и обычаев, но мало-помалу начинаю понимать, что дело не в этом. Все растеряны, все утратили ориентиры, и в первую очередь русские. Разница между мной и жителями России заключается в том, что для них это нормальное состояние. Нормально, когда тебя грубо одергивают по любому поводу, нормально, когда тебе приказывают «не стой здесь, встань там», когда говорят «нет», ничего при этом не объясняя, нормально входить с «заднего хода», молча сносить глупость и произвол только потому, что кому-то так захотелось. Мне жаль, Юлия, но все это я наблюдаю каждый день и давно опустил бы руки, если бы они уже не болтались у самой земли. Я думал, что за двадцать лет бешено ускорившееся время стерло карикатурные черты, но, боюсь, они почти неистребимы, и обязаны мы этим не только семи десятилетиям заморозков. Глядя на огромные петербургские резиденции Ваших царей, я лучше понимаю, как мало места отводилось здесь индивидууму, чтобы попытаться стать гражданином. Я говорю о личности, которая чувствует себя свободной в собственной стране, которой есть что сказать, а законы защищают его свободы и его собственность. Красивые русские девушки весело стучат каблучками по обледеневшим тротуарам, болтают на ходу по мобильному, но и они — увы! — подчиняются общим правилам. В Вашей стране меня часто душит злость, вот и сегодня утром на меня посмотрели, как на полного идиота. Вы ведь знаете, Юлия, как трудно иностранцу запомнить, на какой слог нужно делать ударение в русском слове, но разве это такой уж страшный грех? Выходит, что да. Ошибка в ударении — голова с плеч. Зато все остальное допустимо. Тот факт, что никто не способен дать четкий ответ, тщательно выполнить работу, обеспечить минимум гарантий, не вызывает ни удивления, ни протеста. Может ли такой человек, как я, приспособиться к подобной неопределенности? Такой, как я, то есть настроенный доброжелательно, Юлия. Нормально ли подниматься по утрам, заведомо зная, что все, что имело смысл вчера, сегодня может его утратить — и не из-за переменчивой погоды, а в силу загадочного, необъяснимого, трансцендентного положения дел. Значит, следует склонить голову и молча идти своей дорогой. Не уверен, что способен вести себя подобным образом — хотя бы один день. Нет, мне вовсе не нужны страховки на все случаи жизни, но я «нездешний», продолжаю задаваться вопросами и прихожу к выводу, что многие исторические толкования ошибочны и Бог родился в России.

Я понимаю, Юлия, что Вас могут огорчать подобные суждения, и готов признать их слишком острыми и чрезмерными, как и все в этих широтах, но Россия проникает мне в кровь, и я не сопротивляюсь. Думаю, то, что происходит с Вами в Женеве и со мной в Петербурге, имеет одинаковую природу. Мы оба — разочарованные любовники, мадемуазель. Объект нашей страсти не обладает качеством, которым мы наделили его без предварительной проверки.

Не знаю, к каким выводам относительно менталитета и нравственности людей, живущих на Западе, Вы пришли, когда открылись границы. У Вас наверняка возникло немало иллюзий — по причинам не менее серьезным и извинительным, чем те, которыми руководствовались финансисты, они прикинулись глухими, хотя были в курсе дела. Когда все хорошо, представление идет полным ходом. Никто не хочет замечать, что платья танцовщиц слишком грубы, а фраки кавалеров взяты напрокат. Банкиры и эксперты `es futurs лучше других умеют убеждать, что милый деревенский праздник и есть Венский бал Прекрасной эпохи. Чего только ни говорили о Вашей стране! Выносили суждения, оценивали ее, как прелести Ваших женщин в VIP-борделях, ни разу не выйдя на обычную улицу обычного среднестатистического города. Но когда часы бьют полночь — бух, хлоп, трах! — роскошные салоны превращаются в крысиные клоаки. Никто больше ничего о Вас не знает, да, Юлия? Как говорится, другой бы спорил!