Потешный русский роман

Я понимаю, Юлия, что Вас могут огорчать подобные суждения, и готов признать их слишком острыми и чрезмерными, как и все в этих широтах, но Россия проникает мне в кровь, и я не сопротивляюсь. Думаю, то, что происходит с Вами в Женеве и со мной в Петербурге, имеет одинаковую природу. Мы оба – разочарованные любовники, мадемуазель. Объект нашей страсти не обладает качеством, которым мы наделили его без предварительной проверки.

Не знаю, к каким выводам относительно менталитета и нравственности людей, живущих на Западе, Вы пришли, когда открылись границы. У Вас наверняка возникло немало иллюзий – по причинам не менее серьезным и извинительным, чем те, которыми руководствовались финансисты, они прикинулись глухими, хотя были в курсе дела. Когда все хорошо, представление идет полным ходом. Никто не хочет замечать, что платья танцовщиц слишком грубы, а фраки кавалеров взяты напрокат. Банкиры и эксперты ès futurs лучше других умеют убеждать, что милый деревенский праздник и есть Венский бал Прекрасной эпохи. Чего только ни говорили о Вашей стране! Выносили суждения, оценивали ее, как прелести Ваших женщин в VIP-борделях, ни разу не выйдя на обычную улицу обычного среднестатистического города. Но когда часы бьют полночь – бух, хлоп, трах! – роскошные салоны превращаются в крысиные клоаки. Никто больше ничего о Вас не знает, да, Юлия? Как говорится, другой бы спорил!

Мне известно, какой прием был уготован в нашей части мира русским деньгам и русским перспективам. Эти деньги точно были не от Отца и не от Сына, но от Святого Духа. Сегодня они дурно пахнут? Ну, надо же! Успокойтесь, с некоторых пор все пованивает. Реальность обнаружила себя, как всплывший на поверхность раздувшийся труп, место которому на дне. Да, мы потерпели фиаско. Вы обнаруживаете морщины и неровности на «сделанном» лице капитализма, а я за неровностями ландшафта открываю для себя истинное лицо России.

Не знаю, одинаково ли мы понимаем отчаяние. Но уж точно все прибегаем к беспамятству. Повсюду извращают одни и те же слова и понятия, надевают те же шоры. Повсюду самую высокую цену за заблуждения платят те же обычные люди.

Бывали времена, когда революцию провоцировали и менее серьезные причины. Особенно в Санкт-Петербурге. Сегодня больше никто ничего не делает. И у вас, и у нас люди сидят перед экранами, как варвары перед своими идолами, и потребляют. Мир впал в детство. Он открывает рот и делает сосательные движения. Тупая невинность. Каким же мелким и вульгарным все стало, мадемуазель.

Держитесь крепче, в этот час, когда снег кидается на город, как рысь с дерева, мне больше нечего Вам сказать. Каналы, еще вчера унылые и черные, стали белыми. Уж не знак ли это?

Искренне Ваш,

Жан Либерман

13 февраля 2009, 22:15