Да если ты всерьез решила бросить супружеское ложе — если тебе действительно дороже постель из полноводных струй — если ты на самом деле мечтаешь как о спасении нырнуть в эту темно-серую массу — кто тебе мешает? Кто тебя удерживает? Нет, ты по-прежнему спишь на моем ложе, каждую ночь уже столько лет подряд, разметавшись во сне, и нога твоя вздрагивает, образуя на простынях еле заметные волны, и такие же волны пробегают у тебя по синеватым от огорчения губам, и ты наполняешься усталой горечью и пропитываешься презрением, отчего дыхание твое становится порывистым — как бриз на приморском берегу — и отсюда — из глубин своего сна — я забываю о твоих проклятьях — заклинаниях и клятвах — и ты прекрасна — желанна — памятна нашей юностью — сладостна нашей общей страстью — и я не пускаю к себе кошмар чуждой нам тревоги — звуки выезжающих на улицы машин и крики выслуживающихся перед кем-то фанатичных петухов. Нет, я не хочу отвлекаться пустыми размышлениями — воспоминаниями сегодняшней ночи — ты не ушла когда уходила — и дверь захлопнул ветер а не ты — это я еще помню — я еще не успел тогда погрузиться в мою синеву — руки мои тянутся к тебе — ты никуда не выходила — это ветер захлопнул дверь — я же еще долго слышал твои привычные заклинания и проклятья — моя ладонь прикасается к твоему, плечу и оно вздрагивает и отодвигается в сторону а солнечные лучи окрашивают зеленоватыми струйками мою реальность и ласковые кончики моих пальцев копируют линии твоей шеи а медовое посапывающее насыщенное сном дыхание твое подобно вздохам прибоя вливается в меня и я неудержимо тянусь к твоему телу окутанному волнами простыни и ты сопротивляешься изгибаясь и пытаясь освободиться и мы начинаем привычную игру схватку любви с предписанными неизменными правилами не вызывающими сомнения в подлинности и обязательности твоих отказов и моих устремлений и взметается шторм страстей выбрасывая волны на берега и тело твое обнаженное и трепетное словно волосы дремлющей русалки покоряется сплетаясь со мной в радужную нерасторжимость и сливаются черные и белые линии в паутину невообразимого узора. И простыня уносится штормом и рассветные лучи обволакивают наши обнаженные тела в единое светящееся колеблющееся существо и сопротивление твое помогает моей победе и руки твои возносятся охватывают плечи мои сжимаются и торжествуя уносят в омут блаженного ада способного исторгнуть меня из меня самого. О сколь сладостна ты в этом потоке памяти текущем медленно с ритуальной торжественностью вдоль камышовых рук — колыхающихся берегов тела — островков распахнутых глаз — в бесконечное дышащее спокойствием море блаженства — и оттуда мелкими пузырьками вверх — из синевы — к зеленоватому полумраку — тянутся мои пальцы к разметавшимся по волнам волосам твоим и струится к ним моя рука — возносится — до каменного берега набережной — к тебе лежащей там среди плещущихся криков и вышедших на улицы туфель — обнаженной — с глазами устремленными к синему небу и волосами источающими темно-серую речную воду.