Потоки горные

Тысячи их там оборванных и голодных в бараках лесозаготовочной промышленности,- тысячи, медленно умирающих преждевременно, безымянных мучеников.

На нарах в бараке, изобилующем тяжелым воздухом, на котором кажется топор можно повесить, согласно выражению Ивана, братья Михайленки раскладывали свои немногие пожитки. Михаил бледен, - как Север, прикрывший наготу свою покрывалами ранней зимы. И чувствовалось,и думалось новым ссыльным, что только и чистого в Соловках, что снег на горе, вон там... И на море, подальше туда...

- Что же мы сделаем с нашим богатством? - Неизменно улыбался глазами несломимый духом Иван:

- Положи, так украдут и покурят противники Божии. В карман не влазит моя Библия... А твоя влезет, поменьше она... А что если мы между нарами вон тут в щели будем прятать? Вот место, как специально приготовлено для нас. Господи милосердный, все Тебе известно...

Михаил только качал молчаливо головой и что-то думал. Мысли его всегда были быстрые, как чайки, у берега моря, и часто глубокие эти мысли были, как воды. Теперь он молчал. Думал о предстоящей работе завтра, о наряде срубить и очистить 25 деревьев? Может быть; а может быть о глазах брата Ивана думал, о том, что и они утеряют блеск природный, унаследованный от веселой матери. Энергию, электричество утеряют и будет он, как Михаил, молодой старик, инвалид на тяжелой работе. А потом что?

Падал мягкий, нежный снег, точно с сочувствием, чтобы не причинить боли новой партии рабочих, которые пришли не спасать души свои сюда, подобно монахам старых дней, а брошены сюда крепкой рукой какой-то воли грубой и жестокой, на растерзание Гришиным и им родственным. Тихо, неслышно падал снег, а деревья стонали, вскрикивали и падали, и падали под ударами ловких рук и топоров сынов всегда трудящейся Украины.

От пяти часов утра работы до вечера позднего терял силу и Иван, нес он ношу домой, в барак и Михайлову. Жаль ему брата, что еле ноги тянет. Младший он у него, любимый он в семье и мудрый, начитанный в книгах. Это он же первый и познал Господа, первый в селе Евангелие читать начал и другим рассказывать. И чуть не половина села поверовала, жизнь переменилась в селе, люди добрее стали, на людей похожи, а раньше как зверье какое были.

Боялся Иван за брата, вытянет ли он... Переживет ли труд такой каторжный и пищу такую грубую и бедную, - рыба вонючая и суп, как помои. И трудись день целый.

Утихала братия в бараке вечером, злая, черная, ругательская. Человек зверем стал в бараках. Вот потому и начальство задержало Гришина с эшелоном поработать при бараках. Больно уж понравился Гришин коменданту, парень подходящий для дела, редко сыщешь со свечой такого даже среди евангепистов. И Гришин - надзиратель барака № 5, в котором на нарах приютились братья Михайленки.

Теперь вот они ищут "богатство" свое и тихо читают, перебирают жемчуги слов утешительных, как материнские, и смягчающих боль, как масть целящая:

- Блаженны изгнанные за правду, ибо их царство небесное... Блаженны... Слышишь, Иван? Какое это сладкое слово в этом земном аду, где мы очутились... Блаженны.,, в жизни и в смерти... Блаженны, вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня... Помнишь того рыжего бедного человека, как он ругал нас и Слово Божие в лесу сегодня... Точно один из разбойников, обреченных на распятие, Господа на кресте поносил. Прости ему, Отец... Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах... так гнали и пророков бывших прежде вас... Вы соль земли... Соль земли... Соль Соловок... Слышишь, Ваня, это ты и я... Разложится, сгниет этот народ, если соли не будет... Вы соль...

Глаза Ивана искрились слезой счастья неземного, побеждающего непобедимое; счастья веры таинственной и неведомой Гришиным, коменданту и сотням ссыльных, которая бессмертна и действенна, как сама жизнь.

Потом братья тихо молились, став на колени. Ближайшие товарищи молчали. Кто-то в полумраке подальше бормотал ругань: молись не молись, погибать здесь нужно. Поповская дурость...

В это время по мрачному проходу между нарами прошел Гришин. Он остановился около Михайленковых на секунду. Лицо перекосилось, - вот-вот польется ругань неслыханная, казалось.

Один из соседей подмигнул ему ехидно глазом: смотри, начальник, святые вот, а я такой же, как и ты, как и все... Не верю в дурман...

Однако, Гришин только плюнул метко через губу в сторону человека с ехидными глазами и пошел дальше. Вскоре слышался его визжащий крик:

- Молчание, товарищи... Спи, рабочая партия! Социализм требует жертв и здоровых тружеников... А ты чево бормочешь контрреволюцию? В отдышку хочешь уже или в штаб Духонина? Спите все сном мертвецов до 3-х часов утра.

Братья Михайленковы прятали книги между нарами и стеной, оглядываясь. В то самое время опять около них прошел всемогущий Гришин. Он заметил их смущение, но только кинул острый взгляд и опять повторил приказ: