Потом

Пасть отвалилась, Зык сдавленно засипел, роняя хотенчика вместо с хлынувшей горлом кровью. Выворотившись с меча, пес рухнул невероятно длинным, в человеческий рост телом — хлестко шлепнулся о камни. Кровь лилась из развороченных ран, лапы корчились, вздергивалась с открытыми глазами морда — сраженный зверь еще жил злобой. Забрызганный кровью Ананья — он очутился на коленях — с хищным вскриком вонзил кинжал, распоротое тело уже не вздрогнуло.

— Конюший-то ведь не похвалит, — опять заметил кто-то в толпе. — Беда.

Никто, однако, еще и предположить не мог действительные размеры беды.

Скользкий от крови обрубок, что вывалился из пасти, лихорадочно кружил над землей, повторяя предсмертные корчи Зыка, — толпа в изумлении загудела. Но один только Лжевидохин понимал, как важно перехватить палку, едва оклемавшись, он кинулся ее ловить. В первые мгновения это можно было еще сделать, как можно при удаче поймать на лету муху, но Лжевидохин не был Рукосилом, о чем на свое несчастье забыл. В смелом и крайне неуклюжем броске он споткнулся, обрубок же мстительно долбанул старика в лысину, отчего тот охнул, пораженный до помрачения, и растянулся тряпичным чучелом.

В этот миг, содрогнувшись, пес испустил дух — кровавый обрубок палки, взвился выше голов и по крутой дуге саданул в укрытую железной чешуей грудь убийцы. Кольчужник упал — скорее от неожиданности, однако несколько следующих без задержки ударов — в челюсть, по рукам, всюду куда пришлось — довершили дело. Не успевая защищаться, нелепо мотая руками, стражник страшно хрипел, весь окровавленный, а хотенчик бросился на Ананью и жутким ударом в живот выбил из него дух. Выпучив глаза, тонконогий человечек рухнул без вскрика.

Никто не мог избежать молниеносных выпадов окровавленного обрубка, в глазах рябило от его озверелых метаний. Несколько случайных зевак пали жертвой рехнувшегося куска дерева, прежде чем успели сообразить, что с ними произошло. Припадок падучей захватил толпу, люди дергались, нелепо вскидывали конечности, вопили и корчились, казалось, без всякой причины. Уткнулся в землю, не досмеявшись, жизнерадостный толстяк, до последнего мгновения полагавший, что присутствует при весьма потешном происшествии. Кто-то ползал по кругу, зажимая окровавленное лицо, кто-то выл и корчился. Стон стоял, раздирающий душу вопль, люди искали спасения в бегстве и сшибали друг друга.

Истинные размеры постигшей людей напасти Золотинка осознала, когда взяла в соображение, что рехнувшийся, помраченный нечеловеческой злобой хотенчик не знает устали. Припадочная злоба его не могла ни выдохнуться, ни ослабнуть — с этим, со жгучей жаждой мести, Зык, закусив хотенчика, испустил дух и это, безмозглая ненависть, стало участью Золотинкиного создания до скончания дней. Отделившаяся от поверженного железом Зыка ярость, самый сгусток, крайнее выражение злобной собачьей души, повела свое собственное, без осмысленного начала существование. Бешенство палки может прекратиться лишь с самым ее бытием, когда ненависть без остатка размочалится в щепу. Но и щепки, мельчайший дрязг, будут нести в себе разрушение, пока не сотрутся в пыль. Прах ненависти, рассеиваясь по свету, станет язвить глаза и жечь руки, как невидимый и неразложимый яд.

Однако, наблюдая постигшее Рукосила бедствие, Золотинка в своих отчаянных обстоятельствах не могла удержаться и от злорадства. Ближайшим следствием случившегося было некоторое облегчение для затравленной беглянки, более или менее значительная передышка. Золотинка оставила бойницу, чтобы осмотреться и сообразить собственное положение.

Толстые стены глушили шум и гам площади, он проникал в промозглый полумрак башни, как далекий прибой; ступив шаг или два от света, Золотинка оказалась в полнейшем уединении. Помедлив, она решилась разобрать накиданный в углу мусор — пустые ящики, корзины, бочарную клепку — и раскопала сначала стражника, а под ним бездумным лицом вверх Черниха. Противники были безнадежно мертвы, они не нуждались в помощи.

Золотинка засыпала их тем же мусором.

Более тщательный и подробный осмотр помещения не прибавил ничего нового: Анюта и Видохин исчезли, не оставив приметных следов. Тяжелую, окованную железом дверь башни нельзя было открыть без ключа ни изнутри, ни снаружи.

Западня.

Не поздно было бы еще оставить крепость и бежать, найди только Золотинка способ выбраться из надежно запертой башни, но каждый час задержки — и девушка это остро ощущала — будет усложнять и без того незавидное положение, в котором она очутилась. Убийство пигалика, надо полагать, подтолкнет Рукосила к самым отчаянным мерам. Пожар, мор, землетрясение… Кто знает? Пожар, во всяком случае, вещь обыкновенная, доступная самому заурядному злодею. И если возникнет надобность, остановится ли Рукосил перед тем, чтобы спалить собственный замок, когда поставил на кон весь мир?