Потомок Елизаветы I

Ремень я резал по спирали из центра шкуры, и он получился очень длинным. Разделив его на несколько частей, я сделал крепкие соединительные манжеты, стягиваемые колышками. Поэтому плот получился надёжный, лёгкий и плавучий, с поперечинами из досок, за которые можно было держаться ногами, сидя на крайнем бревне.

Но мои детки отказались на нём плыть. Игра, глядя на меня всё же уселась на плот, а Срок, как я его ни уговаривал – ни в какую.

Пожав плечами и махнув на Срока рукой, я вывел плот из лагуны, уселся и оттолкнулся от берега.

Не очень быстрое течение реки позволяло Сроку бежать с нами вровень, что он и делал километров пятнадцать, но потом стал сдавать. Остановившись на песчаном мысу, мы с Игрой поохотились на рыбу, дождались уставшего Срока и вместе с ним пообедали.

Игра настолько освоилась на воде, что бегала по плоту, аки посуху, чего я не одобрял, порыкивая на неё.

– Опасно, – сказал я. – Вода. Враг.

– Вода – друг, – возразила Игра.

– Вода и друг, и враг, – сказал я, прыгнул с плота и, взмахнув руками, погрузился под воду с головой.

Я поплыл под водой в сторону противоположного берега, отстоявшего от нас метрах в двухстах. Не выныривая больше минуты, я потихоньку всплыл, и увидел, как Игра и Срок мечутся по берегу, а плот уплывает вниз по реке.

Я замахал руками, делая широкие гребки, и через какое-то время догнал плот, забрался на него и причалил напротив небольшого острова. Испуганные детишки, догнавшие меня по берегу, смотрели на меня, как на воскресшего. Игра смеялась, а Срок похлопывал меня по плечу.

– Видишь, – сказал я Игре. – Вода – враг. Учись плавать, потом вода друг.

Как-то само собой получилось, что Срок уселся в центр плота на доски, и мы уже решили плыть снова, как я передумал. Солнце садилось, а лучшего места для ночёвки я не видел.

Завалив высокий ствол бамбука на нижней оконечности острова, мы прикрепили его к его же пню, а к его тонкому концу привязали плот. Таким образом, я рассчитывал уберечься от хищников.

Нарубив ещё бамбуковых брёвен, мы уложили их на плот, закрыв дыры. И получили прекрасную площадку для ночлега. Однако эту ночь спать нам не пришлось.

Едва зашло солнце, на ближайшем к острову берегу реки появились тени. Я не мог разглядеть и понять, что это за звери, но Урф сказал мне: «Волки». Назвал он их, конечно по-другому, но понял я его именно так: хищные стайные животные. Я сказал по-русски:

– Волки, – и Урф со мной согласился.

– Волки!

С некоторых пор у меня включилось ночное зрение. Вернее, не ночное, а сумеречное. Вроде как ПНВ с ИК подсветкой, но только от естественных световых источников. Как бы включалась функция «яркость» на сто процентов. В кромешной тьме данная способность не работала.

В рассеянном свете зашедшего солнца, я видел этих тварей, и мне не хотелось иметь с ними дело.

Что-то волчье, или собачье у них в облике, безусловно, присутствовало, поэтому: «пусть останутся волками», – подумал я.

Низкорослые и прыгучие существа заполнили берег и стали переправляться на остров, а некоторые, которых снесло течением, поплыли прямо к плоту.

Вооружившись дубиной, я встретил первую особь ударом по голове и всплывшее вверх пузом тело поплыло по реке.

– Бейте, – крикнул я, и отдал своё тело Урфу, он всё же был ловчее меня.

Переправившиеся на остров… крысы. Какие, нахрен, волки?! Это – крысы! Это были крысы, большие, как волки, но – крысы. С такими же ловкими цепкими когтями и безволосыми чешуйчатыми хвостами. Они уверенно ползли по соединяющему плот с островом бревну, и если бы не Срок, быстро и сильно сбивающий их в воду, они бы нас сожрали за пять минут.

Иногда ему не удавалось сбить, вцепившуюся в бревно крысу далеко, и она падала в воду рядом и пыталась вылезти на плот.

Игра стояла слева от Срока, а я справа и мы со всей «дури» стучали по крысиным головам.

– «Как в какой-то детской игрушке», – подумал я.

Пока телом владел Урф, я мог анализировать обстановку и лучше контролировать наше общее поле зрения.

Видя, что Срок сдаёт, я встал не его место и заорудовал дубиной в горизонтальной плоскости.

Иногда, как я замечал раньше, что в бою устаёт даже не тело, а мозг, который отключается, или сразу от большого страха, или после некоего времени, примерно в минут двадцать в моём случае.

Нам с Урфом сейчас было проще. Почувствовав его умственную усталость, я взял управление на себя, и дубина продолжила свои круговые и восьмеркообразные движения. Я экономил силы, используя инерцию тела.

Плотность крысиного потока стала настолько плотной, что «туда-сюда» махать уже было не достаточно, и я стал вращать дубиной правой рукой по «часовой стрелке». Так было легче и продуктивней.

Когда устала правая рука, я переложил дубину в левую, и стал вращать против «часовой стрелки».

Стемнело, а крысы всё пёрли и пёрли. Мелькнула мысль: «Сколько же по реке плывёт трупов?», но было не до размышлений.

И вдруг всё закончилось.

Последняя крыса улетела далеко в реку, дубина сделала ещё два оборота, не встречая сопротивления, как ложка в стакане, размешавшая весь сахар, и я опустился на плот. Мы всматривались в темноту.