Потомок Микеланджело

Последняя хитрая идея, которая осенила его (она, как обычно, была не без примеси театральности), заключалась в обращении к английскому правительству, его вечному и беспощадному врагу. Отдаваясь английским властям с просьбой о гостеприимстве, льстя нерушимости британских принципов, он рассчитывал на великодушие врага.

Зряшный расчет.

Так когда-то (и, быть может, именно этим руководствовался бывший император французов) поступил вождь галлов Верцингеторикс, который после окончательного поражения, уповая на великодушие Цезаря, явился в римский лагерь, вручил победителю боевое оружие и сел у его ног.

Но «великодушный» Цезарь не помиловал Верцингеторикса. Его шесть лет протомили в римской тюрьме, после чего казнили.

Британское правительство оказалось не великодушнее Цезаря.

Наполеона заточили на маленький остров, затерянный в океане.

Держали под строжайшим надзором.

И оставили столько времени, сколько потребовалось, чтобы он успел продиктовать свои воспоминания.

Об остальном позаботилась болезнь.

Впрочем, есть мнение, что по распоряжению вышестоящих властей нелицеприятные стражи ускорили течение болезни.

Поразительное совпадение: Наполеон, как и Верцингеторикс, провел в неволе перед смертью шесть лет.

21

«Сто дней» промелькнули, как сон.

Началась вторая Реставрация.

Она обошлась французскому народу много дороже, чем первая.

И Бурбоны, и те, кто вновь посадил их на трон, пылали жаждой мести к «вероломным французам».

Страна подверглась оккупации.

На нее была наложена контрибуция в семьсот миллионов франков золотом.

Внутри страны начался жесточайший белый террор.

Одной из первых жертв его стал маршал Ней, талантливейший полководец Франции. Участь его разделили многие офицеры разных рангов.

У кормила правления оказались двое старых союзников — Талейран и Фуше.

А в Европе надолго утвердилась реакционная система, вдохновленная их общим хозяином — князем Клементом Меттернихом.

22

Эпоха реакции не задушила революционной борьбы, хотя заставила ее еще больше законспирироваться.

Естественно, дел и забот у Филиппа Буонарроти прибавилось.

Неутомимый, несмотря на годы, он отдался новой борьбе с обычной страстностью.

Он был на восемь лет старше Наполеона: в 1815 году, когда Наполеону исполнилось сорок шесть лет, Буонарроти было уже пятьдесят четыре.

Однако, вместо того чтобы по примеру своего друга-врага засесть за литературный труд, он еще долгих десять лет занимался тайной революционной деятельностью.

Но это могло бы стать темой для новой повести.

Наша же повесть окончена.

ЭПИЛОГ

1

Вероятно, автору, будь он историк или беллетрист, всегда бывает трудно расставаться со своими героями.

Быть может, именно поэтому в старое доброе время существовал обычай: в эпилоге прощаться с главными действующими лицами, кратко сообщая о дальнейшей их судьбе.

Ныне мы рискнем вернуться к этой традиции и познакомим читателя с тем, как обошлась история с другими, прошедшими по страницам настоящей повести, героями и героинями.

2

Впрочем, о государственных деятелях, крупных функционерах наполеоновской эпохи много говорить не приходится: о них читатель может навести исчерпывающую справку в любой энциклопедии. Он узнает, в частности, что Талейран еще долго подвизался на политическом поприще, приумножал богатства и умер восьмидесяти четырех лет, оставив многомиллионное состояние; что его напарник Фуше не был столь счастлив в политике (подвело все то же «цареубийство») и окончил свои дни в изгнании, едва перешагнув за шестьдесят; что Паскье, в противовес своему бывшему начальнику Савари, прекрасно поладивший со всеми последующими правительствами, прожил почти столетие (95 лет), удостоился при Луи-Филиппе высших государственных должностей и даже академических лавров.

Гораздо труднее узнать из справочной литературы о судьбе лидеров противоположного лагеря, в той или иной мере связанных с героем повести. Здесь сведения приходится собирать по крупицам, и ведут они, в большинстве случаев, к весьма горьким размышлениям.

3

Два старейших филадельфа ушли первыми.

Эв Демайо умер в том же 1814 году, когда был освобожден из Сен-Пелажи.

Анджелони жил еще долго — до 1842 года. Но от борьбы за общее дело он отказался.

Живя то в Париже, то в Лондоне, он зарабатывал на пропитание литературной деятельностью и уроками.

С Буонарроти он переписывался по-прежнему, но взглядов его больше не разделял. Об идее «всеобщего счастья» он говорил теперь как о «химере», а своего друга Филиппа называл «безнадежным фантазером».

4

Потихоньку сошел с пути, которым так долго следовал, и Феликс Лепельтье.

Избавившись от полицейского надзора после 1806 года, он тотчас вернулся в Баквиль, где был избран мэром.

Как и большинство демократов, Лепельтье, уповая на новую программу императора, принял его восторженно.

Поэтому после вторичного падения Наполеона он был изгнан из Франции. Своим местопребыванием он избрал Брюссель, затем перебрался в Ахен, пока в 1819 году не получил разрешения вернуться на родину, где и умер в 1837 году.