Потомок Одина

Свечи окрашивали тело отца в тёплые цвета. Казалось, он просто спит. Но по сравнению с руками Норы его кожа была очень бледной. С Рамойей сравнивать кожу отца нельзя, кожа Рамойи была иного цвета, чем у всех остальных. Цвета корицы – тёмная, красивая, чужестранная. Рамойя мягкими движениями умасливала тощие ноги отца. Она несколько раз бросала взгляд на Хирку, открывала рот, чтобы что-то сказать, но так и не произнесла ни слова. В конце концов Хирка заявила, что попросится у Сильи пожить в Глиммеросене после того, как тело отца сожгут. Это не было правдой, но Рамойя, по крайней мере, не будет чувствовать вины за то, что не смогла пригласить её к себе.

Илюме не пришла на бдение – обычные имлинги не удостаивались такой чести от членов Совета. Хирка думала, что она пришлёт Римера, но он тоже не явился. Хирка утешала себя надеждой, что он уехал. И он, и Илюме. Да и что они знали о смерти? Им ведь предстояло жить вечно.

Когда члены семей Совета умирали, их тела не просто сжигали, как тела обычных имлингов. Их скармливали воронам. У семей Совета по венам текла сама жизненная сила. Когда-то в будущем Илюме разрежут на куски и скормят воронам. Она станет единым целым с небом и Всевидящим.

Отец же, наоборот, был кем угодно, только не святым. Отец был просто отцом. Но пока он жил, он постоянно спасал жизни других. Если кто и заслуживал вечного полёта с воронами, так это он.

* * *

Хирка по-прежнему была одета, она поднялась и вышла в прохладу ночи. Деревья нашёптывали ей предостережения, но девушка уже приняла решение. Она знала, что делать.

Хирка обошла вокруг лачуги и зашла в пристройку, которая при жизни отца служила ему мастерской. Петли жалобно скрипнули, когда она открыла дверь. Там лежал папа. Прямо посреди помещения на рабочем столе. Он распростёрся на пропитанном маслом льняном саване, который обернут вокруг него перед сожжением. Рамойя и Нора одели его в простую чёрную рубаху без шнуровки на поясе. Хвост был спрятан под телом, и Хирка получила представление о том, как, должно быть, сама выглядит в глазах других: две руки, две ноги, хвоста нет.

Может быть, ей отрезать кусок хвоста? Хирка осторожно вынула из ножен нож. Нет. Хвост ведь не считается мясом? Позади неё раздался крик.

Колкагги! Хирка прыжком обернулась, выставив вперёд нож. Дверь. Она не заперла её. Глупая девчонка! Сердце её колотилось в груди, когда она прикрывала за собой дверь. Потом она снова подошла к отцу и в отчаянии сглотнула. Она понятия не имела, что надо делать. Сколько нужно, чтобы задуманное обрело смысл? Она не могла взять столько, чтобы стало заметно. Ей необходимо скрыть содеянное, или же подготовиться ко встрече с Советом по гораздо более серьёзному поводу, чем Ритуал. После сегодняшней ночи она окажется вне закона.

Хирка подняла рубашку отца и направила нож ему в живот. Лезвие дрожало. Кожа не поддавалась, и Хирка передумала. Живот – это слишком больно. Всё оказалось намного труднее, чем она думала. Она много раз была с отцом, когда он резал других имлингов. И они выживали. И жили до сих пор благодаря ему. Она и сама это делала. Но сейчас всё было по-другому. Её дело было темно, как ночь. Всё, что она выдыхала, было чёрным.

Отец заслуживает продолжения жизни!

Хирка собралась и поднесла нож к области пояса. Она нажала на лезвие, и оно вошло в кожу. Волчий мех она держала наготове в другой руке, но кровь из раны не полилась. Отец не шелохнулся, а казалось, что он в любой момент может проснуться. Как будто он терпеливо ждал, когда Хирка закончит.

Первый разрез был самым сложным, а потом она впала в транс. Когда дело было сделано, в руках у неё оказалась горсть плоти отца. Она заполнила рану куском мехового одеяла и опустила рубашку. Никто и не догадается, что произошло.

Всевидящий видит. Всевидящий знает.

Это не имело никакого значения. Если Всевидящий узнает, то поймёт. Он согласится с тем, что отец заслуживает жизни. А если не поймёт, то Он – не тот Всевидящий, о котором она слышала.

У Хирки оставался кусочек полоски, отрезанной от волчьего одеяла. Она обмотала его вокруг мёртвой плоти, вокруг отцовского спасения, и взяла свёрток в руку. В темноте он был похож на пушистое полено. Хирка вновь вышла в ночь. На этот раз дверь не скрипнула.

Что я наделала?

Ветер усилился. Деревья, мимо которых она проходила, стряхивали листву. Они отклонялись в стороны, чтобы не задеть её – она была осквернителем трупов. Хирка криво усмехнулась. А чего ещё от неё ожидать? Она – дитя Одина.

Хирка шла широкими шагами и оглядывалась по сторонам. Найдёт ли она его? Может, он спит? На вершине кряжа она распаковала грех и разделила его на мелкие кусочки. У неё за спиной выл ветер.