Потомок седьмой тысячи

— Ворчит, а ведь согласна, ей-богу, мужики, согласна. Глянь, прихорашивается.

— Как же, губернатор растрепу и не возьмет.

— Умолкните, идолы!

— Ха-ха-ха! Не терпит. Ни дать, ни взять — губернаторша.

— Семку-то свово куда денешь, Марья? Все-таки живой муж.

— Он им постель стелить будет. За прислугу, значит.

Подошли железнодорожники, поздоровались с фабричными, как со старыми знакомыми. Федор спросил усатого рабочего, который выступал утром в училище:

— Куда нашего агитатора задевали?

— Разве задевали! В Москве началась схватка с войсками, и ему понадобилось туда. А у нас паровоз до Александрова шел, и отправили.

— Что нам, своей колонной встать или как? — снова спросил усатый.

— Рассыпайтесь по рядам, так-то для знакомства лучше.

5

Передние с поднятыми флагами прошли железный мост через Которосль, стали подниматься к торговым рядам. Хвост колонны еще тянулся по дамбе.

Торговцы засуетились — хлопали двери лавок, вешались пудовые замки. Сами скрывались во дворах, с испугом ждали приближения демонстрантов.

Давно шел слух, что рабочие собираются грабить богатые дома и лавки. Появились! Теперь жди вселенского разбоя.

Торговцы крестились: «Господи, пронеси!»

Проносило. Не задерживаясь, передние ряды прошли одну лавку, другую. Как будто не выказывают намерения к грабежу, как будто обойдется. Тогда люднее стало на улице, провожали взглядом колонну — ни шума, ни толкотни, — говорили:

— С красными-то повязками, видать, самые главные у них.

— Дружинники это. В каждом кармане по револьверу, а то и бомба.

— Чего хотят-то?

— К губернатору идут.

Когда проходили мимо студенческой столовой, оттуда посыпались группами лицеисты. Застегивали на ходу тужурки, пристраивались к демонстрантам.

— Товарищи, и мы с вами!

Идти молчаливо, в ногу, как шли до этого, лицеисты не могли. То один, то другой выбегал из строя и выкрикивал:

— Мы потребуем от губернатора освобождения политических заключенных!

— Нам не надо урезанных прав! Мы хотим полной свободы!

Один из них в меховой шапке, сползающей на глаза, длинноногий, взмахнул руками, как дирижер, и первый затянул простуженным голосом:

Всероссийский император, царь нагаек и штыков,
Для рабочих провокатор, созидатель кандалов…

Лицеисты подхватили:

Всероссийский кровопийца, царь купцов и царь дворян,
Для рабочих царь — убийца, царь — убийца для крестьян.

Рабочие были довольны — с такими парнями не заскучаешь. Как-то незаметно для себя строже стали чеканить шаг. Лицеистам стали подтягивать и другие:

Люд, восставший за свободу, сокрушит твой подлый трон,
Долю лучшую народу завоюет битвой он.

Колонна с песнями свернула к Ильинской площади. На углу ее остановились. В передних рядах предложили послать делегатов в здание окружного суда — пусть чиновники оставят работу и присоединятся к демонстрации. Двери суда оказались запертыми. Но делегаты нашлись: начали кричать в окно. Чиновники совещались, потом человек десять вышли.

В это время в воротах Мытного рынка показалась толпа мясников и приказчиков — лица упитанные, тугие затылки. Остановились, наблюдая за демонстрантами. Перед ними бесновался юркий человек с волосами цвета грязной соломы, выбившимися из-под черной затасканной шляпы, — поп, что ли. Перебегал от одного к другому, хватал за рукава. Выл со стоном, глотая второпях слова;

— Замышляют наши недруги, враги хитрые и коварные, погубить святую Русь, расшатать устои вековечные, веру православную и власть царя державную, проповедуют учредить республику — самовольщицу. И не год, и не два разрастается та крамола подпольная, и как змей обвила она землю русскую, над крестом святым насмехаючись, самому царю угрожаючи. Помоги же ты, святой Георгий победоносный, защити щитом твоим божественным царя нашего.

Побежал вдруг к демонстрантам, машет руками, брызжет слюной:

— Супостаты, греховодники! Брысь! Брысь!

Разбередил мясников: угрожающе зашевелились.

Длинноногий лицеист выкрикнул:

— Товарищи! Спокойствие! У нас есть оружие! Мы защитим!..

По рядам демонстрантов пронеслось: «На провокацию не отвечать, в драку не ввязываться».

Но как не отвечать, стерпит ли кто, если к тебе подходят с явным намерением намылить шею. Василий Дерин, сбычив голову, вышел из рядов, вытянул к сизому носу бесноватого попа кулачище.

— Видишь?

Тот завертелся, шмыгнул за спины мясников. Оттуда фыркал на Василия, как потревоженный кот:

— Изыди, сатана! Изыди!

Лицеисты и фабричные, из тех, кто поздоровее, встали рядом с Дериным. Остальные пошли.

Когда последние ряды благополучно миновали толпу мясников, охрана замкнула колонну. Мясники злобно поглядывали, но с места не сдвинулись.

От тротуара к демонстрантам прытко подбежал крючконосый человек, затесался в середину рядов. Шагая, заискивающе оглядывал лица рабочих. На него посматривали со снисходительным любопытством.