У нас в Галсоро я с многоженством почти не встречался. Жил правда в нашей деревне кузнец с двумя женщинами, но вторая была скорее в роли прислуги, работавшей по дому за еду и скромную одежду. Кузнец время от времени баловал ее подарками, но в храм вроде бы не водил. Правда, тот случай особый. Женщина была вдовой и родни не имела, собственно, как и выбора. Жить ведь на что-то надо, а она ни травница-знахарка, ни повитуха, ни рукодельница. То есть кроме работы по хозяйству или в поле ничего не умела. Так что, ей повезло — нашлась добрая душа, приютила.
Надо ли говорить насколько мне нужно внимание местных прелестниц? Да на кой... Как представил себе четырех жен и всех одновременно на моей койке, так и худо стало. Что ж я с ними делать буду? Нет. Технически что и как делать я знаю. С одной. Может придумаю сходу, с двумя... А действительно, интересно, как оно может быть сразу с четырьмя?
Воображение подкинуло образ сладкого процесса и что-то ниже пояса с вожделением шевельнулось.
Цыть, ретивое! Стоять... то есть лежать! Ткань тонкая — стыда не оберешься.
Надо смотреть на вещи реально. Ладно на один раз как-нибудь хватит... ну, может, и на второй-третий-четвертый. Но потом ведь упахаюсь вусмерть.
Тем не менее, из лавки я вышел в новеньком костюме и тут же мой внешний вид оценили. Да еще ка-а-а-ак! К сожалению, не обещанные девки. Хотя, откровенно признаюсь, воздержание уже сказывалось на моем организме и настроении. Весна все же! Коты на крышах уже давно до хрипа наорались, и не без успеха, думаю, а я хожу-брожу и некому мне пышную грудь подставить, чтобы прижать головушку мою буйную.
Опять не туда занесло. Только что ведь здраво рассуждал о целесообразности обходить местных красоток десятой дорогой и снова - здравствуй сеновал? Весна, однако.
Опасность все же мне не грозила.
- О! Лыська, ты гля! Это ж наш кашева-а-а-ар! - наш артельщик, глядя на меня с веселым удивлением, разговаривал с лошадью, запряженной в неказистую телегу. Лошадь фыркала и мотала головой, будто понимала. - Причипурился, тить! Ну прямь, бла-ароднай! Фуфрик-муфрик! Все девки, тить, яго! Гы-гы-гы...
Я равнодушно и с интересом смотрел на ржач возчика, не делая ровным счетом ничего. Стоял и смотрел. Дескать, что это с уважаемым мужчиной? Аль съел чего не то? Тот еще немного погыгыкал, заметил, что моя реакция как-то вот не соответствует ожидаемой, и на очередном «гы»... смущенно замолчал. На его лице медленно проступало сомнение — может и впрямь ничего смешного, а он тут умничает?
Тут ведь как, стоит только дать слабину, показать смущение или неуверенность, а еще хуже — начать оправдываться, и все. От смешков и подначек всего обоза не избавишься очень долго.
- А ва-абче, ничё так одёжа. Красивая, тить. Я ж с понятием. Дело, тить, молодое. Нешто мы без понятиев?
Потупив глазки он вдруг заметил у себя в руках узелок, завязки которого в данный момент непроизвольно теребил. Взор прояснился, в нем даже мелькнула радость, плечи приподнялись и на волне вдохновения возчик разродился речью:
- Тут паря, такое дело, тить. Обчество просит снести гостинчик Рыбаку из сёдьмой артели. Он, тить, сёдни так рвался на жрачку, что прямо у порога... того... спотыкнулся и... кряк! Эта... ногу сломал. Мы телегу спроворили и я вот к лекарю, тить, свез. Так что, Рыбак-то теперь, тить, лежит себе и жрать просит. А до больницы не ближний свет, тить. Я б и сам, да делов у меня делать-непеределать. Тить, два воза с походом. Так ты, тить, снес бы гостинчик от обчества. Дело-то молодое. Ать-два и тама. А мы тута хлебца ему, колбаски, лучку положили. Я, тить, пару петушков на палочке ему, тить, от себя купил. Болезный же. Сладость, она ж ему пользительно шибко будет. Ну как? Снесешь? Порадеешь для обчества?
Ну что тут поделаешь, коль «обчество» такие надежды на меня возлагает? Взял узелок и побежал. Пробежка — штука полезная, да и все равно собирался размяться где-нибудь в лесочке.
В местном «храме скорби», то бишь в больнице, раньше мне бывать не доводилось, но вряд ли там запутанная планировка — по лабиринтам болезных, особенно тех, кто сам передвигаться не может, не натаскаешься. Возчик мне смог сказать только про приемную, где страдальца положили на каталку и увезли за широкие двери, куда посторонним вход воспрещен. Но я, думаю, найду без проблем. Скорее всего, кости мужику вправили, в лубки сложили, перевязали и отвезли в палату.