Потому что мы – мама!

Заинтересованно и быстро доктор глянул на него:

– Остроумие? Молодцом. Еще никому оно не мешало. Только будь другом, умоляю тебя, не шути с Анной Григорьевной, – он понизил голос до трагического шепота. – А то нам всем попадет. Я сам ее боюсь. Честное слово!

Ефим Семенович энергично хлопнул себя по коленкам, сообщил, что надо бежать, потребовал, чтобы все немедленно поправлялись, и каждому со значением посмотрел в глаза. Каждый обещал Ефима Семеновича не подвести.

И трудный рабочий больничный день начался. Завтрак, перевязки, процедуры. Их по одному водили (а Марсика возили) в отдаленные больничные коридоры, похожие на темные подземелья, в которых угрожающе гудели и попискивали огромные технические установки.

В кабинетах пугающе пахло. Где-то чем-то кислым, где-то чем-то мыльным, а где-то горячей резиной. Дома у Марсика таких зловещих запахов не было. В каждом новом кабинете его ждали всё новые врачи с одинаковыми внимательными глазами, и все они были замотаны в одинаковые костюмы и маски, и поэтому похожи один на другого, как будто специально договорились пугать его своим однообразием.

И каждый раз в новом кабинете или новом коридоре Винни-Пух, который устроился за пазухой Марсика, утешал своего друга:

– А что ты хотел? Конечно, тут не медом пахнет. Как, по-твоему, гонять микробов? Знаешь, какие тут микробы водятся? Настоящие монстры. А тут с ними борются. Поэтому и пахнет по-больничному. Это запах борьбы!