Потому что (не) люблю

Уезжал, когда на улице уже почти стемнело, и, стоило выйти на улицу, — сразу навалились прежние дурацкие мысли. Тянуло самому набрать Тимура с тупым вопросом «Ну что там у нас?», как будто не понимал, что на наблюдение могут уйти дни, если не недели, вообще.

Но я понимал, и поэтому держался. Тем более, что чем дальше, тем сильнее одолевали сомнения, что всё это вообще нужно. Куда проще вызвонить сейчас Маринку и не дать ей ни единого шанса на измену, просто постоянно находясь при ней. Но это было бы не то. Не принесло бы покоя. Потому что не иметь возможности изменить и не изменить имея возможность — это две огромные разницы.

А вообще, я, похоже, закопался. И черти меня раздери, если но?ги моей истерии не растут из моей же собственной затянувшейся лжи Маринке. Но что, что я мог сделать?! Просто взять и выложить ей всё? Как?! Ну вот как?!

Твою мать!

Резко тормознул и, оставив тачку возле заброшенной остановки, побежал. Просто побежал по обочине, наращивая скорость до максимума, чувствуя, как забиваются жгучей усталостью ноги, как сердце на пределе возможностей оттягивает на себя все ресурсы тела, и мозг отключает мысли. В голове лишь ритм: вдох-вдох — выдо-выдох-вы-ы-ыдох… Вдох-вдох — выдох-выдох-вы-ы-ыдох…

Когда добежал аж до развязки на областную трассу, уже окончательно стемнело. Отдышался немного… и побежал обратно. Весь в мыле, уставший как чёрт, но с просветлившейся башкой. Итак, первым делом разговор с Киром — о моём хромом доверии, о дебильной ревности. О Владьке. Пусть знает. Пусть скажет, что я больной психопат и лживая скотина. Пусть в рожу мне плюнет. Мне это надо. А потом… А потом надо говорить с Маринкой. Хрен его знает, как, но надо.

В машине орал входящий от Тимура, и я замер. Чёрт… Что-то как-то слишком быстро. Я, как ни странно, оказался к этому не готов. Протупил пару секунд, глядя на телефон, чувствуя, как леденеет на спине пот… И ответил. А там всё по классике: объекты на месте. Маринка пришла в апартаменты Кирея первая, он подскочил чуть позже.

Двадцать второй этаж, панорамные окна в пол выходят на Волгу, и есть ощущение, что в свидетелях только звёзды… Но нет. Архитектура дома такова, что справа, на па?рном корпусе, имеется смотровая площадка. Она тоже ориентирована на Волгу, но при желании можно позаглядывать и в жилые окна. Поэтому этот комплекс и пользуется пониженным спросом на рынке. Только вот ни Маринка, ни, тем более Кир, об этом не знают.

— Поначалу было ощущение, что они танцуют, но тогда это какой-то странный танец… — в режиме реального времени докладывал Тимур, а я словно видел всё это своими глазами. Слишком уж хорошо представлял, что это может быть. — Прямо сейчас снова наблюдаю, как они целуются. Секунду… Перешли на диван… — Пауза в трубке, от которой у меня остановилось дыхание. — Ну всё, видимость нулевая, мужчина задёрнул шторы.

— Уверен, что это она? — шалея от злости, прохрипел я. И тут же до крови закусил губу. Вопроса тупее придумать невозможно.

— Однозначно. Могу выслать фото.

Конечно, это была Маринка. И Кирей её лапал. И даже если очень сильно захотеть списать происходящее на хореографию — его руки были слишком везде. Ну и целовались, да. Качество фото не позволяло увидеть непосредственно касания губами губ, но и я далеко не мальчик. Того что я видел было слишком много для простой приятельской беседы. А если плюсануть сюда Маринкино преображение от приезда Кира, его ночёвку в нашей спальне, их посиделки на крыше и, вот, теперь ещё и уединение в апартаментах, то картина вырисовывалась ясная. Ну и вовремя закрытые шторки — вишенка на торте.

— Сука! Сука, бля-я-ядь! — Раздирало до ломоты в сердце и невозможности сделать вдох. До потерянности в пространстве и времени. Словно это не я орал. Словно не моя рука швырнула телефон об кирпичную стену остановки. Не я пинал тачку, не я молотил кулаками по капоту, срывая остатки голоса.

Наконец осел, прижавшись спиной к колесу, стиснул голову в руках.

Ну и что теперь? Ехать к ним, устраивать бойню? А смысл? Назад уже не отмотаешь. Никак.

При мысли о том, чем они сейчас занимаются, темнело в глазах. Я словно слышал их частое дыхание и стоны. Словно чувствовал то, что чувствует Кирей — Маринкино тело под ладонями, тёплое, податливое, отзывчивое на ласки. Когда-то она была только моей и от одного только понимания этого хотелось сворачивать горы. А теперь что? Какой в этом всём смысл?

Ядовитой ржавчиной проступало и то, о чём давно забыли, отпустили… Но нет, оказалось — просто затаилось и ждало своего часа. Но тогда, в тот Адский год, я просто был рад, что Маринка продолжает жить и всё ждал, когда её наконец отпустит. Не было обиды — Маринка шла вразнос не ради удовольствия, она так выживала. Просто мне было горько, что сам не могу дать ей забвения. Но сейчас? Что это, сейчас?!

Это её осознанный выбор, так ведь? Посмотрела, сравнила, выбрала. Кирея.

Твою мать. Очень символично, да. На круги своя.

Ну и к чёрту тогда всё!