Потому что (не) люблю

— Мм? — выпустил тесть дым через нос. — А что, есть основания?

— Да какие основания?! — взорвался я. — Он же на меня тень наводит, а я скорее сам убился бы, чем Маринку… — Замолчал. Глупые слова. Лишние. Тесть и так знает, на что я ради неё готов.

Он долго молчал, так ожесточённо затягиваясь дымом, что аж захлёбывался и кашлял, но упорно курил. И даже не прятал дрожь в руках, просто глушил боль горьким куревом и пытался справиться с эмоциями. Наконец, поднял на меня тяжёлый взгляд:

— Молись, чтобы никакие. Потому что, если выяснится, что за всем этим стоит чья-то попытка упечь тебя за решётку из-за бизнеса, а в расход пошла Маринка… Я тебя… — красноречиво сжал кулак, но покрасневшие глаза предательски блестели. Наверное, из-за дыма.

А через пару дней ему стало плохо с сердцем. Скорая приехала вовремя. Диагностировали предынфарктное, стресс и переутомление, рекомендовали лечение и покой. Тесть ожидаемо заупрямился, но тут уже, нарушив все его указания, из Краснодара примчалась Оксана с детьми и, сообща, мы убедили его, что лучшая помощь в данном случае — это отсутствие дополнительных проблем. Пообещав держать в курсе дела, я устроил его в лучшую лечебницу поближе к дому и обеспечил комфортный проезд до места. Это был максимум из того, что я мог. На прощание он крепко сжал мою руку:

— Ищи, Магницкий. Ищи. И только попробуй сдаться!

Лизка прятала слёзы и нахмурено молчала, и я видел, что она на меня дуется. Значит, винит. Оксана же мягко положила руки мне на плечи, заставила посмотреть ей в глаза:

— Дань, мы с тобой. В любом случае. Ты же знаешь, Марина она такая — скорая на расправу, но отходчивая. Но она бы не стала… — Замялась. — Нет, я не думаю. Ты, главное, тоже держись и не теряй надежды. — А у самой на глаза тут же набежали слёзы, и дальше уже я обнимал её утешая.

Проще всех было Тёмке: он, высоченный, крепкий телом мужик, он оставался всё тем же ребёнком-аутистом в голове и, как и всю свою жизнь, бормоча что-то под нос, увлечённо играл с верёвочкой. И сейчас я ему даже завидовал.

А потом они уехали, и я остался в городе один. Один на один и с собой, и с бедой.

Порядком помотав меня по инстанциям, к исходу положенных тридцати дней следствие всё-таки окончательно склонилось к версии самоубийства. Официально это выглядело как возбуждение уголовного дела по факту безвестного исчезновения и предполагало собой продолжение разыскных мероприятий, но в разговоре со следователем я явно видел, что он-то уверен в том, что перед нами суицид чистой воды и утерял к происходящему всякий интерес, дожидаясь лишь возможности приостановить дело. Да и Михеев, тот самый начальник полиции, хотя и шёл навстречу по многим вопросам, но всё чаще мягко подводил к тому, что они делают всё возможное, но, мол, что они в данном случае могут-то?..

Эту же версию с огромным энтузиазмом подхватили журналисты, и это злило больше всего, хотя, казалось бы, какая разница, если итог один — от Маринки вот уже месяц ни слуху, ни духу? Но нет, мне было важно доказать, что она не самоубийца. Это было её доброе имя как руководителя Кризисного центра, а значит и доброе имя её «Птиц» А кроме того — это было нужно мне самому.

Поэтому мои айтишники методично искали и ломали её личные мейлы и мессенджеры, отслеживали возможные облачные хранилища. Юристы в это время брали штурмом непробиваемую, где не надо, «безопасность личных данных» абонента на предмет получения доступа к истории Маринкиных звонков и СМС. Осложнялось всё тем, что её телефон тоже исчез, а перенести номера на другие сим-карты для того, чтобы получать СМС-коды, подтверждающие операции с личными данными, не представлялось возможным без личного заявления Маринки. Круг снова замкнулся, и я в очередной раз остался с проблемой один на один.

Отдельная тема — журналюги. Они нападали целыми стаями, ворошили наше с Маринкой прошлое, стоили версии одна грязнее другой, били в самые больные места. И я, раз за разом нарушая советы своих юристов сохранять видимость безразличия, эмоционально ввязывался в демагогии, неизменно приобретающие вид попыток оправдаться.

А потом вдруг с туманной формулировкой «в связи с угрозой пониженного уровня лояльности конечного потребителя» один из давних партнёров отказался от реализации металлопроката от РегионСтали, а некоторые другие, словно глядя на него, заняли подобие выжидательной позиции.

Юристы и финансисты отмели на корню мою параноидальную версию о том, что причиной этому послужил скандал с «самоубийством» Маринки. По их мнению, ветер явно дул от Северстали, затягивающей моё предприятие в сети холдинга, и просто «крысы» побежали с корабля. Явный признак скорого крушения.

И один только Горовец методично давал знать о том, что всё ещё ждёт решения по участку под «Птицами» и своей назойливостью напоминал мне чёрного ворона, кружащего над умирающим воином. От этого воротило, и даже понимая, что сейчас я как никогда нуждаюсь в его инвестициях, рука не поднималась подписать договор передачи, словно это была бы подпись под моим предательством Маринки.

Маринка, Маринка… Где же ты?