Потому что ты мой

Ее голос возвращает Ли в реальность – на площадку, к друзьям, пакетикам с фастфудом, сумкам, бутылкам с водой, Мейсону и целому списку неотложных дел на сегодня. Помахав рукой, Ли прощается с приятельницами и снова мысленно возвращается к матери, спрашивая себя, чем бы она пожертвовала за еще один день, проведенный с мамой. За день вроде этого. За возможность болтать с ней по телефону. Ссориться. Потешаться с подругами над ее старческими глупостями.

Она делает шаг вперед и зовет сына.

4 Ли

Мейсон запускает в полет воздушного змея и, время от времени ослабляя бечевку, наблюдает, как тот покачивается на ветру. Ли не устает удивляться способности сына погружаться в какое-то занятие настолько плотно, что у него не возникает ни малейшего желания бегать, прыгать или играть. Ли приводит его на свои встречи с подругами специально, чтобы он поиграл с другими детьми. Но каждую неделю клянется себе больше так не делать, потому что он остается предоставлен самому себе.

– Готов, милый?

Мейсон кивает и начинает сматывать бечевку, опуская воздушного змея. Относит его в багажник и пристегивается к детскому автокреслу. Домой они едут молча – Мейсон сегодня не в настроении слушать радио, а Ли вновь погрузилась в привычные мысли. Кто она? Кем стала?

– Есть хочу. Очень. Сейчас упаду в обморок от голода. – Слова Мейсона отвлекают Ли от навязчивого мысленного самобичевания.

– Не упадешь.

– Я такой голодный, что потеряю сознание ровно через сорок шесть секунд, если не съем ничего существенного, – для большей убедительности Мейсон хватается за живот.

– Ну, сорок шесть секунд скоро закончатся, – смеется Ли.

– Могла позаботиться о еде и раньше, пока я еще не терял сознание.

– Через пять минут будем дома. Подожди немного.

«Бух, бух, бух!» – Мейсон трижды пинает спинку водительского кресла, и Ли стискивает зубы.

– Эй, хорош хулиганить. Думаешь, мне приятно?

– А мне с тобой – приятно?

– Послушай, но в этом нет никакого смысла.

– Очень даже есть. – Мейсон почти сразу успокаивается, понимая, что скандалом ничего не добьется, только заведет обоих. Ли подавляет желание докопаться до истинной причины его недовольства. Сам скажет, когда захочет. И все же начинает мысленно перебирать причины: не понравилось на площадке? Обидели другие дети? Мейс уверял, что не чувствует себя брошенным, но на самом деле… а почему нет?

Остаток пути Ли ведет машину на автопилоте, прокручивая в голове разговор Кэрол и Шерил. Подруга так легкомысленно обращается с матерью. Интересно, а о чем бы они разговаривали с мамой, будь та жива? Наверное, она бы слушала мудрые родительские наставления о том, как быстро проходит детство и что не стоит ссориться по пустякам?

На резком повороте вправо, за которым начинается родной квартал, Ли захлестывают воспоминания о ночи, когда умерла мать. Рука тянется к приемнику, но она вспоминает, что Мейсон просил его не включать. Ли отчаянно ищет, чем бы еще отвлечься. Она не хочет думать о том дне и снова по крупицам перебирать его подробности, как делает это каждый год. По крайней мере, пока не позвонит Грейс.

Ли подъезжает к стоп-линии, убирает ногу с педали газа и ждет.

– Мама, ты чего? Тут же нету других машин.

– Извини. – Почти через минуту полной тишины она нажимает педаль, и они наконец направляются к дому.

Ей не терпится привезти Мейсона, позвонить Грейс и наконец-то выплеснуть эмоции, как она это делает каждый год. Если не выговорится – забудет. А если забудет, не останется никого, кто помнит маму.

События, предшествовавшие маминой смерти, как кадры кинопленки, мелькают перед глазами. Вот Ли еще маленькая, болеет и просит газировку и крекеры. Вообще-то в магазин должен идти отец, но он пьяный прилип к телику. Мама надевает пальто, целует Ли в горячий лоб и обещает скоро вернуться. Больше Ли ее живой не видела.

Она вздрагивает и, отгоняя воспоминание, заруливает на подъездную дорожку. Мейсон выскакивает из машины и, хлопнув дверцей, бежит в дом.

Заняв его, Ли набирает номер Грейс.

– Привет!

– Точно по часам.

Эти слова она сама утром сказала Ноа?

– Можно я?..

Воспоминания подступают, теснятся, захлестывая потоком образов, который невозможно ни перекрыть, ни обратить вспять, пока она не поговорит о том дне.

Грейс на другом конце что-то жует.

– Конечно. Мои уши в твоем распоряжении, – проглотив, отвечает она.

– С чего мне начать? – шепотом спрашивает Ли, хотя прекрасно знает ответ.

По щекам катятся слезы, но она даже не пытается их утереть.

– С чего хочешь. Я слушаю.

Ли хватается за предоставленную возможность и выдает сокращенную версию того, что мысленно переживает уже тысячный раз. Продуктовый всего в нескольких кварталах от дома. Мама обещала вернуться через десять минут. Неожиданное ограбление. Флюоресцентный свет заливает тело, лежащее у входа в магазин, огражденное желтой лентой – голова разбита, как кокос, ошметки мозга на полу будто мусор из мешка, растерзанного голодной псиной.

При стрельбе пострадало трое ни в чем не повинных людей, но убили только ее маму.