Потоп

Жители соседних «застенков» тоже поднялись. Госцевичи, Домашевичи, Гаштофты и Стакьяны, собравшись кучками около своих домов, указывали в сторону пожара и говорили: «Должно быть, ворвался неприятель и поджег Бутрымов, это не простой пожар».

Звуки выстрелов, раздававшиеся по временам, подтверждали их предположения.

— Идемте на помощь, — говорили более смелые, — не дадим братьям погибнуть.

Пока старики это говорили, молодежь, оставшаяся дома из-за молотьбы, садилась уже на лошадей. В Кракинове и Упите ударили в набат. В Водоктах тихий стук в дверь разбудил панну Александру.

— Оленька, встань, — звала панна Кульвец.

— Войдите, тетя. Что случилось?

— Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Выстрелы даже здесь слышны, там битва. Господи, смилуйся над нами!

Оленька вскрикнула, потом вскочила с постели и стала торопливо одеваться. Она вся дрожала, как в лихорадке: сразу догадалась, какой неприятель напал на несчастных Бутрымов.

Несколько минут спустя в комнату прибежали все находящиеся в доме женщины, плача и рыдая. Оленька упала перед образом на колени, они последовали ее примеру, и все стали громко читать молитву за умирающих.

Но не успели они прочесть молитву и до половины, как в сенях раздался сильный стук в двери. Женщины в испуге вскочили, и снова их рыдания огласили комнату.

— Не отпирайте! Не отпирайте!

Стук повторился с еще большей силой. В это время в комнату вбежал казачок.

— Панна, — кричал он, — какой-то человек стучит, отпереть или нет?

— Он один?

— Один.

— Иди отопри.

Казачок побежал исполнить приказание, и она со свечой пошла в столовую, а за нею пошла панна Кульвец и все девушки.

Но едва она успела поставить свечу на стол, как в сенях послышался лязг железного засова, скрип отворяемых дверей, и перед женщинами предстал Кмициц; страшный, черный от дыма, окровавленный, задыхающийся, с помутневшими глазами.

— У меня близ леса лошадь пала, — воскликнул он, — меня преследуют. Панна Александра впилась в него глазами.

— Это вы сожгли Волмонтовичи? — Я… я…

Он хотел еще сказать что-то, но вдруг со стороны дороги и леса послышались крики и топот лошадей, который приближался с невероятной быстротой.

— Это черти за моей душой… Хорошо!.. — крикнул он точно в бреду. Панна Александра тотчас же бросилась к девушкам:

— Если будут спрашивать, сказать, что здесь никого нет, а теперь уходите в людскую.

Затем она указала рукой на соседнюю комнату и сказала Кмицицу:

— Спрячьтесь там, — и почти насильно втолкнула его в открытую дверь и тотчас ее заперла.

Между тем двор наполнился вооруженными людьми, и в один миг Бутрымы, Госцевичи, Домашевичи и другие вбежали в дом. Увидев свою панну, они остановились в столовой. А она со свечой в руках загораживала дорогу в следующую дверь.

— Скажите, что это? Чего вы хотите? — спрашивала она, не моргнув глазом перед их грозными взглядами и зловещим блеском обнаженных сабель.

— Кмициц сжег Волмонтовичи, — крикнула хором шляхта, — замучил мужчин, женщин и детей. Это Кмициц все сделал!

— Мы перерезали его людей, — раздался голос Юзвы Бутрыма, — а теперь ищем его самого!

— Крови его, крови! Растерзать его, разбойника!

— Ищите его! — закричала девушка. — Чего же вы здесь стоите, бегите за ним.

— Да разве он не здесь скрылся? Мы его лошадь нашли около леса.

— Здесь его нет. Дом был заперт. Ищите в конюшнях, сараях.

— Он убежал в лес! — крикнул какой-то шляхтич. — Айда за ним, братцы.

— Молчать! — крикнул мощным голосом Юзва Бутрым. — А вы не скрывайте его, — обратился он к девушке. — На нем Божье проклятие!

Оленька подняла обе руки над головой.

— Проклинаю его, вместе с вами.

— Аминь! — воскликнула шляхта. — Скорее в лес. Отыщем его, живей, живей!

— Айда!

Снова раздался звон сабель и топот шагов. Шляхта выбежала на крыльцо и стала торопливо садиться на лошадей. Несколько человек бросились к постройкам и стали искать в конюшнях, в амбарах, потом голоса их стали доноситься все слабее и, наконец, удалились в сторону леса.

Панна Александра долго прислушивалась; когда все утихло, она постучала в дверь той комнаты, где скрылся Кмициц.

— Выходите, никого нет.

Кмициц вышел, шатаясь как пьяный.

— Оленька! — воскликнул он.

Она встряхнула распущенными волосами, закрывавшими, как плащ, ее плечи и сказала:

— Я ни знать, ни видеть вас не хочу! Берите лошадь и уезжайте отсюда.

— Оленька! — простонал Кмициц, протягивая к ней руки.

— Кровь на вас, как на Каине! — воскликнула она, отшатнувшись от него, как от змеи. — Прочь навеки!

VI