Пигалик задумался. И у Золотинки тоже не было ни малейшего желания говорить. Наконец, он нарушил молчание:
— Все равно… нет…
— Вы имеете право принять решение самостоятельно, — перебила она его почти наугад.
Он не стал возражать.
— Вы действительно запускаете искрень по своему желанию? Когда хотите? Сейчас?
— Да.
Буян был отчаянно бледен.
— Это только усугубляет ваше положение, — прошептал он. — Я не могу вас спасти. Никто не может. Приговор будет вынесен и исполнен.
— И я, — сказала Золотинка, сглотнув слюну, — я хочу получить награду.
— Какую? — раздавлено пробормотал пигалик.
— Которая обещана доносчику.
У него хватило самообладания кивнуть.
— Тысяча червонцев. Пусть их отдадут Поплеве, когда найдут. Только не говорите, что за деньги.
— Хорошо. Он их получит. — Пигалик опустил глаза.
— Можно включить в договор волшебника Миху Луня? Он захвачен Рукосилом вместе с Поплевой.
— Разумеется, мы будем искать и Миху.
— Тогда все. Спасите Поплеву и я к вам приду.
— Мы будем искать. Но… Исполните вы обещание?
Золотинка вздохнула неполной грудью, недобрав воздуху, и заставила себя произнести:
— Да. Исполню… — Губы ее и подбородок начинали подрагивать. — Исполню я…
— Откройте лицо, — сказал пигалик глубоким грудным голосом.
Золотинка убрала безобразную харю, откинула на сторону и придержала.
Искусанные губы алели. Буян глядел, словно затягиваясь, поглощая этот бледный чистый лик… Более несчастный, чем отважный… Утягиваясь встречным взглядом, забылась и Золотинка.
Вдруг, как это бывает у детей, слезы брызнули у пигалика из глаз — сразу переполнили глаза и полетели брызгами. Ссутулившись, он разревелся, растирая влагу ладонями, всхлипывая и вздыхая.
Золотинка поняла, что приговор действительно нельзя отменить. Но не могла плакать.
— Подождите, — пробормотал пигалик, напрасно пытаясь справиться с рыданиями, — подождите… Нужно письменное соглашение… Подождите…
Слезы душили пигалика, он стихал и срывался в плач. Что могла сказать ему Золотинка? Ничего она не сказала. Влиятельный член Совета восьми безутешно рыдал над грудой ее обносков.
— Бумага у меня есть, — вспомнила Золотинка. Неловкими пальцами полезла в поясную сумку. — Вот! — развернула лист, несбывшееся письмо.
— Вы не раздумали? — шмыгая носом, спросил он.
— Я не раздумала.
— Вы можете еще бежать… я же не буду хватать вас тут прямо в толпе. У вас будет полчаса, чтобы оторваться от преследования.
— Я не раздумала.
Буян не настаивал, он коротко, поверхностно вздохнул, пытаясь с собой справиться. Одна и другая капля звонко пали на подрагивающую в руках бумагу. Буян тупо перевернул листок, обнаружив ни к чему не ведущую надпись «Здравствуй, Юлий милый!» Обратная сторона, совершенно девственная, отняла у него не меньше времени, чем лицевая.
— Мое почтение, Видохин! — вздрогнул он, вдруг изменившись лицом, когда оторвался от бумаги.
Между повозок с вызывающей одышку поспешностью пробирался старый ученый. Скоро стало понятно, кто же привел его в это уединенное место: хотенчик тянул его за собой на короткой привязи, как ищейка. Не рассчитывая угнаться за рогулькой, старик предусмотрительно захлестнул повод на запястье, так что хотенчик с силой увлекал Видохина. Лицо его оросилось потом, он глотал воздух, разевая полый, беззубый рот.
— Мое почтение, Видохин! — еще раз сказал Буян, отстраняя Золотинку в бессознательном побуждении прикрыть ее собой.
— Мое почтение, Видохин! — бессмысленно повторил вслед за пигаликом и сам Видохин. Он принужден был приостановиться и напрячь руку, чтобы хотенчик не ткнул Золотинку.
Оставалось только гадать, как это Видохину удалось пройти с верхнего двора вниз с этим чудом на веревочке и не вызвать смятения в праздношатающихся толпах. Верно, растрепанный, в нелепой шубе Видохин гляделся престарелым шутом, а волшебство принято было за не слишком занимательное представление — ловкость рук. На счастье, действительно чудом! Видохин не привел за собой хвоста ротозеев.
Словно невзначай он шагнул в сторону, укоротив еще больше повод, зашел с другого боку — из любого положения хотенчик тянул к Золотинке. Присутствие Буяна мешало Видохину выразить всю меру возбужденного любопытства, он тяжело приплясывал и, верно, воображал себя изрядным ловкачом на том основании, что удержался от естественных вопросов, которые должны были у него возникнуть. Золотинка неловко сторонилась хотенчика, захваченная врасплох не меньше, чем Буян, который прикрыл ладонью заплаканные глаза. Если Видохин ни о чем не спросил Золотинку, то и Буян, в свою очередь, не замечал поведения летающей рогульки.
— Вот, — принужденно сказал Буян, показывая Видохину бумагу. — Нам нужно кое-что записать. Небольшая сделка.
Видохин зачем-то перенял лист — левой рукой — и дико на него глянул.
— Я честный ученый! — объявил он затем, рассеянно комкая лист, чтобы сунуть его в карман.
— Мы искренне вас уважаем! — заверил Буян.
— Никто не посмеет упрекнуть меня в научной несостоятельности! — запальчиво заявил Видохин, бросая пронизывающий взгляд на черную Золотинкину харю.