Они перевалили подъём и на скорости в девяносто миль чуть не врезались во встречный фургон, запряжённый мулами, ехавший с жалкой скоростью полторы мили в час. И несмотря на то, что перед ними был ещё и переживший свой век «шевроле», набитый светловолосыми детишками, где за рулём сидела не слишком умелая толстая фермерша с вытаращенными от ужаса глазами, Бреду удалось проскочить в щель между задним левым колесом фургона и задним левым колесом «шевроле». Когда они проносились мимо, старый негр на передке фургона, в комбинезоне и ветхой чёрной шляпе, натянутой на седую голову, как детский чепчик, поглядел на них с превеликим равнодушием.
— Только не думайте, будто чёрный никогда не мстит своим угнетателям, — сказал Бред. — Дайте дяде Тому фургон и упряжку мулов, он рванёт на шоссе и рано или поздно укокошит какого-нибудь южанина. Клаузевиц об этом не писал, и подобная тактика не изучается на семинарах в военной академии, но она вполне эффективна. Дядя Том со своим незамысловатым снаряжением доконал больше южан, чем все войска генерала Гранта и генерала Шермана, вместе взятые. А сейчас он чуть было не угробил и нас с вами.
Леонтина ощупывала квадратный пакет у себя на коленях.
— У меня тут книги для слепых, — сказала она. — Только сегодня пришли по почте.
Бред, всё ещё глядя на дорогу, спросил, что это за книги.
— Не скажу. — Она опять засмеялась незнакомым грудным смехом. Слегка передвинула голову на задней подушке сиденья, и ветер взметнул её волосы.
Но Бредуэлл Толливер на неё не смотрел. Он смотрел на известковый взгорок, распушённый кедрами, который в этот миг показался впереди. Потом поглядел на мотель «Семь гномов».
Он снизил скорость, готовясь въехать на стоянку мотеля «Семь гномов», но, веером расшвыривая гравий, тут же выехал обратно и двинулся на запад. Педаль была выжата почти до отказа.
У бензоколонки стоял Бубенчик в шутовских штанах и причудливом камзоле и смотрел вслед «ягуару».
Когда они снова проехали Билтаун и свернули по боковой дороге в Фидлерсборо, девушка села прямо и начала приводить волосы в порядок. Шпильки она держала во рту и сосредоточенно закалывала волосы узлом, словно сидела одна в своей похожей на сосновый ящик комнате в белом, деревянном, как ящик, доме на тонких кирпичных подпорках над чёрной землёй.
Когда они остановились у ворот дома Партлов, Бред вышел из машины и открыл ей дверцу. Но она вышла не сразу.
— А знаете… — заговорила она смущённо.
— Что? — спросил Бред.
— Я бы так хотела, чтобы вы оба к нам зашли. Знаю, вы ужасно заняты, но хотя бы на минутку…
Бред посмотрел на Яшу.
— Мне бы тоже хотелось, — сказал тот, когда она обратила на него свой глубокий синий взгляд. — Честное слово. Но мне непременно надо сегодня отправить письма.
Вы меня как-нибудь ещё пригласите?
Девушка выжидательно повернулась к Бреду, лицо её слегка омрачилось. Она выжидала с какой-то особой покорностью, в которой, однако, сквозила вера, что если достаточно долго ждать и покорность достаточно покорна, то своего дождёшься.
— Оставайтесь, — сказал Бреду Яша Джонс, — а я пойду пешком. Говоря по правде, я бы даже предпочёл пройтись, если не возражаете.
— Идёт, — поколебавшись, сказал Бред.
Яша Джонс пошёл по дороге не оглядываясь. Руки у него повисли, а пальцы были прижаты к потным ладоням.
Он закрыл на ходу глаза и увидел белое до слепоты шоссе. Такая поездка — прекрасное лечение, думал он. Если попросить доктора Толливера прописать мне каждодневную процедуру по девяносто миль в час, я, может, и выздоровлю. Если не разобьюсь. Но и это, в общем, своего рода излечение.
Солнце стояло ещё высоко и палило вовсю. Оно заливало небо и весь земной простор. Оно заливало Яшу Джонса как потоп. Шагая в послеполуденном безлюдье по шоссе мимо пустырей, Яша Джонс вдруг зримо представил себе, как он идёт по дороге прямой, простоволосый, сверкая на солнце лысиной.
Он словно увидел себя в фильме — как он идёт по дороге под знойной пустотой неба. Словно сам снял этот фильм и в то же время в нём участвует. Словно Яша Джонс, который снял этот фильм, смотрит, как беззвучно прокручивают фильм, лишь слегка жужжит проекционный аппарат, а он смотрит, как тот, другой Яша Джонс идёт по дороге, И когда смотрит фильм, понимает, что, снимая его, он потерял смысл, который в фильме должен быть, поэтому фильм будет крутиться вечно, и он вынужден весь век смотреть, как человек идёт по дороге, прижимая пальцы к потным ладоням.