Потоп

И шагнул на средину комнаты; за ним вошли толпой Мирский, Заглоба, оба Скшетуские, Станкевич, Оскерко и Рох Ковальский.

– Ха-ха! – рассмеялся Заглоба. – Казак татарина поймал, ан на аркан ему попал.

– Кто бы вы ни были, рыцари, – обратился к вошедшим мечник россиенский, – спасите гражданина, которого вопреки закону, рождению и званию хотят арестовать и заключить в темницу. Спасите, братья, шляхетскую вольность!

– Не бойся, пан! – ответил ему Володыёвский. – Драгуны этого кавалера уже связаны, и не тебе теперь нужно спасение, а ему.

– А больше всего нужен ему ксендз! – прибавил Заглоба.

– Пан кавалер, – обратился Володыёвский к Кмицицу. – Нет тебе со мною удачи, в другой уж раз стою я на твоей дороге. Не ждал ты меня?

– Нет! – ответил Кмициц. – Я думал, ты в руках князя.

– Ушел я из его рук… И ты знаешь, лежит мой путь туда, на Подлясье. Но довольно об этом. Когда ты первый раз похитил эту панну, я вызвал тебя драться на саблях, верно?

– Да! – ответил Кмициц и невольно поднес к голове руку.

– Теперь дело другое. Тогда ты был просто забияка, а такие среди шляхты часто встречаются; позорное это дело, но не последнее. Сегодня ты недостоин уже того, чтобы честный человек выходил с тобой на поединок.

– Это почему же? – спросил Кмициц. И поднял гордую голову, и устремил на Володыёвского взор.

– Потому что ты изменник и отступник, – ответил Володыёвский, – потому что ты, как палач, вырезал честных солдат, которые выступили на защиту отчизны, потому что по вашей вине несчастная страна стонет под новым игом! Короче говоря: выбирай смерть, ибо, видит Бог, пришел твой смертный час.

– По какому праву вы хотите судить меня и казнить? – спросил Кмициц.

– Э, пан, – прервал его сурово Заглоба, – чем нас о праве спрашивать, читай лучше молитву. А коли есть у тебя что сказать в свою защиту, говори скорее, потому живой души не найдешь, которая бы за тебя заступилась. Слыхал я, заступилась однажды за тебя эта вот панна, умолила пана Володыёвского, чтобы отпустил тебя, но после того, что ты теперь совершил, верно, и она за тебя не заступится.

Все взоры невольно обратились на панну Биллевич, лицо которой в эту минуту было как каменное. Она стояла неподвижно, потупя взор, холодная, спокойная, но не сделала ни шагу, не сказала ни слова.

Тишину нарушил голос Кмицица:

– Я у этой панны не прошу защиты!

Панна Александра молчала.

– Сюда! – крикнул Володыёвский, повернувшись к двери.

Раздались тяжелые шаги, которым мрачно вторил звон шпор, и шесть человек солдат с Юзвой Бутрымом во главе вошли в покой.

– Взять его! – скомандовал Володыёвский. – Вывести за деревню, и пулю в лоб!

Тяжелая рука Бутрыма сжала ворот Кмицица, за нею две другие сделали то же.

– Вели отпустить. Нечего тащить меня, как собаку! – сказал пан Анджей Володыёвскому. – Я сам пойду.

Маленький рыцарь кивнул солдатам, те тотчас отпустили пана Анджея, но окружили его; он вышел спокойно, не говоря никому ни слова, шепча только про себя молитву.

Панна Александра тоже вышла в противоположную дверь, ведущую в дальние покои. Она прошла один покой, другой, вытягивая перед собою в темноте руки; и вдруг голова у нее закружилась, дыхание стеснилось в груди, и она замертво повалилась на пол.

А в первом покое некоторое время царило немое молчание; тишину прервал наконец мечник россиенский.

– Ужели нет для него пощады? – спросил он.

– Жаль мне его! – ответил Заглоба. – Решительно пошел он на смерть!

– Он расстрелял человек двадцать хорунжих из моей хоругви, – вмешался Мирский, – кроме тех, которых уложил в бою.

– И из моей! – прибавил Станкевич. – А людей Невяровского всех изрубил до последнего.

– Наверно, Радзивилл ему приказал, – сказал Заглоба.

– Вы навлечете на меня месть Радзивилла! – заметил мечник.

– Тебе, пан, надо бежать. Мы едем на Подлясье, там против изменников поднялись хоругви, вот вы и собирайтесь сейчас с нами. Другого выхода нет. Вы можете укрыться в Беловежской пуще, где живет родич пана Скшетуского, королевский ловчий. Там вас никто не найдет.

– Но пропадет мое добро.

– Речь Посполитая все тебе воротит.

– Пан Михал, – сказал вдруг Заглоба, – пойду-ка я взгляну, не было ли у этого несчастного каких-нибудь приказов гетмана. Помните, что я нашел у Роха Ковальского?

– Скачи, пан, на коне. Время еще есть, а то потом бумаги будут в крови. Я нарочно велел вывести его за деревню, чтобы панна не испугалась треска мушкетов, – женщины народ нежный, пугливый.

Заглоба вышел, и через минуту послышался топот коня, на котором он ускакал.

– А что делает твоя родичка? – обратился к мечнику Володыёвский.

– Молится, наверно, за душу, которая предстает судилищу Христову…

– Вечная память ему! – сказал Ян Скшетуский. – Не служи он по доброй воле Радзивиллу, я бы первый за него заступился; мог же он хоть душу не продавать Радзивиллу, если уж не хотел стать на защиту отчизны.

– Да! – произнес Володыёвский.

– Виноват он и заслужил свою участь! – сказал Станислав Скшетуский. – Но лучше бы на его месте был Радзивилл или Опалинский! Ох, уж этот мне Опалинский!