Потоп

— Так иноземное сие. Не наше. Чужое. Мы у заморских умников взяли то, что они удумали, и себе стали использовать. Сами же как жили иным, так и живем. Словно в лавку сходили за пирожком с заячьей требухой. Хорошо же? Удобно. Да только мы на месте как стояли, так и стоим. А они дальше шли. И вот — снова здравствуйте — мы у разбитого корыта.

— Так обучить умников надо и все.

— Если бы это было так просто… — покачал головой Голицын. — Никто толком учится и не станет. А если и станет, то куда голову свою пристроит? Зачем им учится, если нам ничего не надо?

— Неужто светлая голова не пригодится?

— А для чего она? Куда? Наши аристократы чего хотят? Чтобы тихо было, тепло и мухи не кусали. Платье, положим, новое и наденут, а в остальном — хотят жить по-старому. Так?

— Ну, положим, не все. Вон сколько пошли мануфактуры ставить.

— А пошли они только от того, что и Петр Алексеевич, и Алексей Петрович им как заноза в заднице. Рады бы сесть, да колется и вытащить занозу эту боязно. Представь, что вот завтра их не стало. Ни государя, ни наследника. Что будет?

— Смута.

— Понятно, что смута. А потом? Как все утрясется. Что, сами будут также бегать, да мануфактуры ставить? Ты веришь в это? Я — нет. Им и того, что есть — за глаза. А все потому, что, сменив платье, они вот тут не поменялись, — постучал Голицын себя по голове. — Оттого и камень, оттого и театр с зоопарком, оттого и академия наук со стадионом. Это все, конечно, баловство. Если по отдельности. А если сообща — оно жизнь меняет. Нас с тобой меняет. И детей наших.

— Мудрено говоришь.

— А простых ответов на сложные вопросы не бывает. Ты подумай на досуге. Подумай. Нам надо самим становиться теми, у кого учатся, кому подражают. А по-старому ежели, такое не выйдет… никак не выйдет. В тишине и покое жизни нет.

— Жили же раньше как-то. — буркнул Ромодановский.

— Вот именно — как-то. У китайцев есть проклятье: чтоб тебе жить в эпоху перемен. А как по мне — именно эпоха перемен и есть жизнь. Ибо перемен нет только в могиле…

* * *

Вечерело.

Кафа жила своей жизнью и готовилась ко сну.

Осада Керчи и русские пираты в море, конечно, нервировали лучших людей этого города. Но не сильно. Во всяком случае османский корпус никуда не делся. И у русских явно не хватало сил его отбросить. Пираты же не совались на побережье Крыма. Так что война казалось далекой, безопасной и даже в чем-то выгодной. Все, кто мог пытался на ней заработать…

Солнце совсем уже почти ушло за горизонт.

Небо потемнело.

И в этот самый момент в залив, обогнув восточный мыс, стали входить корабли. Дюжина галер и множество крупных шлюпок — тех самых баркасов, которые продолжали строить в Новгороде.

Спокойно.

Чинно.

Без лишней спешки.

И двинулись всей оравой к порту, где стоял целый торговый флот. Частный. Осаждающий корпус под Керчью требовалось как-то снабжать. Поэтому французы проводили сюда конвои. Сразу кучей. Чтобы защитить от нападения пиратов.

Гостей никто сразу и не заметил. В темноте то. Да и шли они без бортовых огней. Опасно, конечно, но эффект неожиданности был намного важнее. Когда же они проступили как силуэты из темноты, оказалось уже поздно…

Баркасы, убрав паруса, на веслах пошли к стоящим на якорях кораблям. Всей своей массой в чуть за сто вымпелов. И, сближаясь, кидали кошки и спешно лезли на борта, где занимались тем, что во времена викингов называлось — очистить корабль.

Особенно в этом деле помогали тяжелые пистолеты. Которые накоротке очень жестко били картечью. А их у бойцов, идущих на абордаж, хватало. По паре на брата. Крепкие тесаки да тяжелые пистолеты. Эта связка работала страшно. Буквально выметая как «окопная метла» людей, не давая им даже оказать хоть какое-то сопротивление.

Экипажи кораблей, что османских, что французских находились в это время на берегу, за исключением дежурных смен. Так что хода дать они не могли. Да и отпора оказать. Даже на французских линейных кораблях оказалось меньше полусотни человек. И хватало бойцов пары баркасов, чтобы зайти на борт и всех убить. Быстро и решительно. Просто продавить.

Галеры же ринулись к берегу. Но метя чуть в сторону.

И, пристав к пляжу, высадили десант. Тех самых казаков и черкесов, что ранее пиратствовали в Черном море. Которые накопились на берегу ломанулись к ближайшим городским воротам. Закрытым, разумеется.

А вся охрана, что бдела в эту ночь, всматривалась туда — на рейд, где шел лихой и лютый бой. С такой частотой пистолетных выстрелов, что дух захватывало. Иногда бахали пушки. Парочка торговцев горела. В общем — зрелище еще то, полностью приковывая к себе все внимание округи.

Десант же не шумел и огнями себя не выдавал. Он прихватил с галер несколько больших, крепких бочек. Приволокли их к ближайшим воротам. Свалили кучей, вплотную к воротам. Тихо. Стараясь не привлекать внимания. И, подпалив фитиль, дали ходу.