— Вот именно! Если бы времени было побольше, нельзя было бы объяснить, зачем приехал первый попавшийся ксендз и на скорую руку венчает, а в спешке все можно. Они ведь то же самое подумают: «Если уж быстро, то быстро!» Она девка рыцарского рода, ваша светлость может ее и в поход забрать с собою… Ах ты король мой, если даже Сапега тебя побьет, ты все равно уже половину виктории одержал!
— Ладно, ладно! — сказал князь.
Однако в этот момент его хватила первая судорога, так что ему свело челюсти, и он больше не мог сказать ни слова. Он весь оцепенел, а потом его стало колотить и валять, как рыбу, вынутую из воды. Однако же, прежде чем перетрусивший Сакович успел привести врача, судороги кончились.
ГЛАВА XVII
После разговора с Саковичем на следующий день пополудни князь Богуслав отправился прямо к россиенскому мечнику.
— Сударь мой пан мечник! — начал он. — В нашу последнюю встречу я тяжело провинился, поскольку поддался гневу в моем собственном доме. Меа culpa!.. И тем больше моя вина, что я сей афронт учинил человеку, чей род от века дружески связан с Радзивиллами. Но я пришел умолять о прощении. Пусть мои искренние сожаления послужат вам сатисфакцией, а мне покаянием. Ваша милость, ты издавна знаешь Радзивиллов, ты знаешь, что мы тяжелы на извинения; однако же, поскольку я нанес урон твоему возрасту и достоинству, то я первый, не глядя, кто я и что я, прихожу к тебе с повинной головой. А уж ты, старый друг нашего дома, не пожалеешь мне, верю я, своей руки?
Сказавши так, он вытянул руку, а мечник, первый задор которого давно уже поостыл, не посмел не подать ему своей руки, хоть и протянул он ее колеблясь и со словами:
— Ваша княжеская светлость, верни нам свободу, вот тут и будет наилучшая сатисфакция.
— Вы свободны и можете ехать хоть сегодня.
— Спасибо вашей княжеской светлости, — ответствовал пораженный мечник.
— Только одно условие, которое, ради бога, не отвергай.
— Это какое? — с опасением спросил мечник.
— Чтобы ты терпеливо выслушал, что я скажу.
— Что ежели так, тогда я буду слушать хоть до вечера.
— А ты заранее не давай мне расписку, а поразмысли час или два.
— Видит бог, нам бы свободу вернуть, а так я на все согласен.
— Свободу ты, сударь мой пан благородный, обретешь, только не знаю, захочешь ли ты ею воспользоваться и так ли уж невтерпеж будет тебе покинуть мой кров. Я был бы счастлив, если бы ты мой дом и все Тауроги целиком почитал своими, но теперь послушай. Знаешь ли ты, сударь мой, почему я так противился отъезду панны Биллевич? Я же догадался, ведь вы просто хотели сбежать, а мне столь племянница вашей милости полюбилась, что ради вида ее одного я был бы готов, что ни день, переплывать Геллеспонт, как тот самый Леандр ради Геры…
Мечник в одну секунду снова побагровел.
— Это мне, ваша светлость, смеешь ты такое говорить?
— Именно вашей милости, мой наилюбезнейший сударь.
— Ваша светлость! Ищи фортуны у дворовых девок, а благородной девицы не тронь, а то я тебе покажу! Ты можешь ее держать в неволе, можешь в склеп запереть, но бесчестить ее тебе нельзя!
— Бесчестить нельзя, — ответил князь, — но можно поклониться старому Биллевичу и сказать ему: «Выслушайте, отче! Дайте мне вашу племянницу в жены, ибо не могу я без нее жить».
Мечник так поразился, что не мог вымолвить ни слова, только все усами шевелил да глаза у него вылезли из орбит; потом он стал кулаками протирать свои очи и, глядя то на князя, то по сторонам, наконец сказал:
— Это во сне или наяву?
— Ты не спишь, сударь мой, не спишь, а чтобы тебя получше убедить, я повторю тебе cum omnibus titulis[134]
. Я, Богуслав, князь Радзивилл, конюший Великого княжества Литовского, прошу у тебя, Томаша Биллевича, россиенского мечника, руки твоей племянницы, панны ловчанки Александры.— Как это? Господи! Ваша светлость хорошо подумал?
— Я-то подумал, теперь ты подумай, сударь мой, годится ли кавалер для барышни…
— Да у меня от удивления дух захватывает…
— Теперь ты видишь, бесчестные ли у меня были намерения…
— И ваша светлость не посмотрит на наше худородство?
— Что так низко Биллевичи себя ставят, так ценят шляхетский свой герб и древность рода? Неужто это мне Биллевич говорит?
— Ваша светлость, я знаю, что начало роду нашему надо искать еще в Древнем Риме, но…