Потоп. Том 2

— Хорошо, что ты ко мне обратился с этим вопросом, — ответил ему Заглоба, — потому я мигом соображу там, где другой год целый будет голову ломать. Зачем он ее увез? Не стану отрицать, наверно, она ему приглянулась; но увез он ее для того, чтобы всех Биллевичей держать в узде, — род это сильный и многочисленный, и боялись Радзивиллы, чтобы не вздумал он бунтовать против них.

— Может статься, что и так! — промолвил Харламп. — Но я одно только могу сказать: в Таурогах князю придется уняться, и не сможет он там ad extrema[62] отважиться.

— Где он сейчас?

— Князь воевода говорил в Тыкоцине, что он, верно, у шведского короля в Эльблонге, за подмогой должен он был туда поехать. В Таурогах его сейчас нет, это точно, гонцы его там не нашли. — Тут Харламп обратился к Кмицицу: — Хочешь, милостивый пан, послушать простого солдата, так скажу я тебе, что обо всем этом думаю: коль постигла панну Биллевич беда иль сумел князь любовь в ней пробудить, незачем тебе туда ехать; а коль ничего с нею не сталось, так уедет она вместе с княгиней в Курляндию, а там всего безопасней, и лучше места для девушки ты в Речи Посполитой не сыщешь, — ведь все наши земли полыхают в огне войны.

— Коль такой ты смельчак, как люди толкуют и как сам я считаю, — вмешался в разговор Скшетуский, — надо тебе сперва Богуслава схватить, а будет он в твоих руках, ты тогда свое возьмешь.

— Где он сейчас? — снова спросил Кмициц у Харлампа.

— Я уж тебе говорил, — ответил носач, — да ты так убит горем, что себя не помнишь. Думаю, в Эльблонге он и, верно, двинется с Карлом Густавом в поход на пана Чарнецкого.

— Тогда тебе лучше всего двинуться с нами к пану Чарнецкому, там ты с Богуславом можешь очень скоро встретиться, — сказал Володыёвский.

— Спасибо вам за добрый совет! — воскликнул Кмициц.

И он стал торопливо со всеми прощаться; никто его не удерживал, все понимали, что если человек удручен, до беседы ли тут за чарой. Один только Володыёвский сказал:

— Провожу-ка я тебя до дворца архиепископа, а то на тебе лица нет, чего доброго, упадешь на улице.

— Я тоже тебя провожу! — сказал Ян Скшетуский.

— Тогда пойдемте все! — предложил Заглоба.

Рыцари пристегнули сабли, надели теплые бурки и вышли. Народу на улицах было еще больше. То и дело встречались отряды вооруженной шляхты, толпы солдат, магнатской и шляхетской челяди, армян, евреев, украинских мужиков из предместий, сожженных во время двух набегов Хмельницкого.

Купцы стояли у дверей своих лавок; в окнах домов видны были головы любопытных. Все говорили, что татары уже прибыли и скоро пойдут через город на поклон к королю. Очень всем любопытно было поглазеть на них, — невиданное это было зрелище, чтоб татары да мирно проезжали по улицам города. Не такими видал раньше Львов этих гостей, а верней, видал он их только за городскими стенами и то несметные полчища, а кругом пылающие предместья и деревни. Теперь татары должны были въехать в город как союзники в войне со шведами. Наши рыцари с трудом прокладывали себе дорогу в толпе. То и дело из улицы в улицу пробегая крик: «Едут! Едут!» — и тогда люди сбивались такой плотной толпой, что шагу нельзя было ступить.

— А давайте-ка постоим! — сказал Заглоба, — Давай, пан Михал, вспомним недавнее время, когда мы с тобой не со стороны, а прямо в бельма глядели этим разбойникам. Я у них и в неволе побывал. Говорят, будущий хан похож на меня как две капли воды. Ну да что вспоминать старые проказы!

— Едут! Едут! — снова раздались крики.

— Добру наставил бог собачьих детей, — продолжал Заглоба, — что на помощь они нам идут, а не опустошать здешние земли. Это просто чудо! Говорю вам, когда бы за каждого басурмана, которого эта старая рука послала в пекло, да прощался один грех, так меня б уже к лику святых причислили и вам пришлось бы поститься в канун моего дня, а то прямо на небо вознесся бы я на огненной колеснице.

— А помнишь, милостивый пан, как мы с Валадинки, из Рашкова в Збараж ехали?

— Как не помнить! Там еще дерево выворотило, так ты в яму упал, а я гнался за ними сквозь чащу до самой дороги. А как воротились мы за тобой, все рыцари диву дались, потому под каждым кустиком по басурману лежало.

Володыёвский помнил, что все было как раз наоборот, от удивления у него и язык отнялся; но тут в толпе чуть не в сотый раз закричали:

— Едут! Едут!

Поднялся общий крик, потом все стихло и все головы обратились в ту сторону, откуда должны были появиться татары. Но вот издали послышалась оглушительная музыка, толпа раздалась, стала жаться к стенам, и в конце улицы показались первые татарские наездники.

— Смотрите, да у них и музыка с собой, небывалое это дело у татар!

— Хотят себя показать! — заметил Ян Скшетуский. — А впрочем, у них бывают музыканты, они играют, когда войско где-нибудь надолго становится табором. Однако же, конница, должно быть, отборная.