Потрачено. Беспредельная история GTA

Но времена изменились. В конце 2006 года вышла Nintendo Wii, игровая консоль с датчиками движения. Вместо того чтобы нажимать на кнопки в определенном порядке, люди играли в Wii Tennis, просто держа в руках контроллеры Wii Remote и взмахивая ими, как настоящими теннисными ракетками. За первые четыре месяца было продано более шести миллионов Wii, и она стала самой ходовой консолью во всем мире – от Соединенных Штатов до Соединенного Королевства. Nintendo снова превратилась в законодательницу мод в игровой индустрии – и это при том, что Wii, в отличие от конкуренток, не могла похвастаться ни реалистичной графикой, ни высоким разрешением. Спустя шесть месяцев после релиза Wii превзошла по продажам PlayStation 3 от Sony и Xbox 360 от Microsoft, вместе взятые.

В то же самое время серия игр Guitar Hero, для которой требовался специальный контроллер в виде гитары, раздвинула границы индустрии еще шире. Похожая на Guitar Hero игра Rock Band принесла своим создателям больше миллиарда долларов. Ширилась аудитория казуальных игр – люди играли в них в Интернете, в Facebook и на недавно вышедшем iPhone. Проклятие Криворучек, кажется, было снято.

Но на DICE закончилась и другая эпоха – эпоха Дага Ловенштейна, лица индустрии времен ее бурной молодости. Он занял пост президента ESA в 1994 году, когда разбиралось дело Mortal Kombat, и защищал индустрию от нападок, связанных с «Колумбайном» и Hot Coffee. Он уходил, чтобы создать компанию по торговле акциями. Разработчики игр и журналисты столпились в зале, чтобы послушать его прощальную речь, и неожиданно оказалось, что напоследок Ловенштейн решил свести счеты.

– Больше всего меня выводят из себя издатели и разработчики, которые производят игры со спорным содержимым, а потом, когда приходится защищать свои творческие решения, прячут голову в песок, – сказал он. – Если вы хотите заслужить право делать что хочется и выходить за рамки, я всегда готов прийти на помощь. Но, черт возьми, перестаньте отсиживаться у меня за спиной, защищайте свое творчество.

Люди в зале были поражены.

– Хотите быть эпатажными – ради бога, – добавил Ловенштейн. – Но тогда не прячьтесь, когда вляпаетесь в скандал. Выступайте и защищайте то, что создаете.

Впрочем, Ловенштейн имел в виду не только Rockstar. Он устроил разнос всей игровой индустрии, критикуя ее за молчание и политическую аморфность. Он спросил, сколько человек в зале присоединились к группе активистов Video Game Voters Network, увидел всего несколько поднятых рук и взорвался:

– На это жалко смотреть! Мы – добро, а добро, каким бы правым оно ни было, должно быть с кулаками. Эти кулаки – это вы и есть. А теперь, когда пришло время бороться за свои права, те из вас, кому это больше всех нужно, ленятся вступить в бой!

После этого он отчитал игровую прессу – за тиражирование высказываний самого одиозного борца за нравственность.

– Знаете, кого больше всех интересует мнение Джека Томпсона? Игровых журналистов! – кипел Ловенштейн. – Сначала вы публикуете его слова, а потом недоумеваете, откуда у него столько влияния. Вы головой вообще думаете?

* * *

Геймеры ошибались, когда думали, что видят Джека Томпсона насквозь, – на самом деле они почти ничего о нем не знали. Да, на его полотенцах были вышиты маленькие распятия, а на холодильнике висел магнитик с Джорджем Бушем, но у него была и другая ипостась – не Джек-потрошитель, а Джек Наш Человек.

Он много лет посвятил борьбе с поп-культурной заразой, и эта борьба удивительным образом его изменила. Он стал для геймеров как бы своим – не в смысле «крутым», а в смысле «продвинутым». Он маниакально следил за новостями об играх, бесконечно смотрел телевизор и слушал радио, и благодаря своей одержимости стал досконально разбираться в трендах. Неудачник по натуре, он любил черный юмор – больше всего ему нравились «Шоу Али Джи» и «Умерь свой энтузиазм»[68], которые он мог цитировать по памяти, и кассетами, которыми забивал шкафы. Кроме того, он питал слабость к Фрэнку Заппе. «Я думаю, он опередил свое время, – говорил Томпсон. – Люблю его концерт в Филмор-Ист».

Однажды жарким весенним утром 2006 года Томпсон выглядел как потрепанный жизнью пятидесятипятилетний наставник студенческой организации. Он отрастил бородку как у Фу Манчу, и носил бриджи цвета хаки и линялую белую рубашку-поло. Он все время откидывался на спинку удобного кресла, стоявшего рядом с аквариумом, и постоянно говорил «чувак». Когда кто-то присылал ему хорошие новости по электронной почте, он отвечал фразами вроде «вау, как клево» большими ярко-красными буквами.

Его держала в тонусе не только культурная война. Его сыну Джонни уже было четырнадцать – он занимался спортом и часто играл с отцом в баскетбол на заднем дворе у бассейна. Как и в старые добрые времена, он иногда выполнял отцовские просьбы: когда вышла The Warriors, Джонни с готовностью отправился в Best Buy, чтобы выяснить, продадут ли ему там игру с рейтингом М. Его отец тем временем стоял на улице и снимал процесс купли-продажи на камеру.