Установленная законом от 1938 года сорокачасовая рабочая неделя по-прежнему является нашим стандартом. С помощью нового закона мы могли бы ввести другой стандарт, и нам следует это сделать. Это должен быть подходящий для всех стандарт в виде тридцатичасовой рабочей недели, состоящей из шестичасовых рабочих дней, как было предложено в 1930-х (тоже было сделано позже в 1993 году в виде законопроекта, составленного представителем Демократической партии Люсьеном Блэквеллом из Пенсильвании и представленного для рассмотрения в Конгресс) или тридцатидвухчасовой рабочей недели, состоящей из четырех восьмичасовых рабочих дней. Впрочем, для многих работающих американцев любой из двух вариантов был бы идеальным.
Возможно, гораздо более важным является учет ежегодного количества рабочих часов – сейчас оно составляет в среднем около 2000 в год и превышает соответствующий показатель у одержимых работой японцев. Две тысячи рабочих часов – это 250 восьмичасовых рабочих дней. Прибавьте к ним 104 выходных дня и девять государственных праздников – и вы получите 363 дня. При этом на отпуск остается только два дня в году. Вот до чего в наше время дошла Америка.
Если бы рабочий день в среднем равнялся шести часам, мы проводили бы за работой около 1500 часов в год – что приближается к норме для Западной Европы. Это составляет 500 дополнительных часов – двенадцать с половиной недель! – свободного времени. Вот наше предложение; установить в качестве стандарта рабочий год, равный 1500 часам для работников с полной занятостью, следя при этом, чтобы максимальная длина рабочей недели не превышала сорока часов. А затем позволить работникам самим решать, как заполнить освободившиеся 500 часов.
Несколько прекрасных идей, годных для применения в разных странах и касающихся способов сокращения рабочего дня, можно обнаружить в малоизвестной, но имеющей большое значение книге Андерса Хайдена «Распределить работу – сберечь планету».
Любой из этих способов может быть применен по добровольному соглашению между работником и работодателем, но узаконивание более короткого рабочего дня означало бы введение штрафов, которые работодатель обязан был бы заплатить в случае, если имело место превышение максимальных 1500 часов работы в год.
Социологические опросы показали, что половина работающих американцев согласилась бы на разумное снижение заработной платы в ответ на сокращение рабочего дня. Но сокращение заработной платы не должно быть основано на принципе «один к одному». Работники показывают более высокую продуктивность, когда у них более короткий рабочий день. Уменьшается количество прогулов, и улучшается здоровье работников. Поэтому, как решил Келлог в 1930 году, тридцатичасовая рабочая неделя должна оплачиваться как тридцатипятичасовая, а может быть, и выше.
И в самом деле, Рон Хили, бизнес-консультант из Индианаполиса, убедил несколько местных промышленных предприятий применить следующую стратегию оплаты труда работников (план «30—40»). Подающие надежды служащие получают обычную заработную плату за сорок часов работы в неделю, в то время как их рабочая неделя равна тридцати часам. Возросшая производительность рабочих показала, что эксперимент прошел оченьуспешно.
Чтобы победить синдром потреблятства, мы не должны бояться регулировать соотношение между размером заработной платы и количеством свободного времени работника. Помимо сокращения длины рабочего года до 1500 часов, закон мог бы гарантировать и право работника на дальнейшее сокращение времени, проводимого им на работе. Право меньше работать, вместо того, чтобы получать более высокую зарплату – при увеличении производительности. Право меньше работать за меньшую зарплату – при отсутствии изменений в уровне производительности.
В самое ближайшее время нам необходимо получить закон, эапрещающий принудительную сверхурочную работу, которой частенько злоупотребляют работодатели, устраивая своим работникам пятидесятичасовую, а иногда и более длинную рабочую неделю на длительные периоды времени. Основным требованием нескольких забастовок, недавно прошедших на промышленных предприятиях, была отмена этой привилегии работодателей следствием которой стало то, что сотни тысяч рабочих почти перестали видеться со своими семьями.