Потрясающая красота

– Вот почему мне ее лицо показалось знакомым. Я ей говорил об этом и даже спросил, не встречались ли мы раньше, – простонал Том. – Думал, может, она тоже из Беркли.

– Нет, старик, – улыбнулся друг. – Она обитает в гораздо более привлекательном месте! Пойдешь еще к ней? – Приятель Тома очень на это надеялся: ему и самому хотелось пообщаться с Мелани – хотя бы раз, просто чтобы можно было потом сказать, что он с ней знаком.

– Может быть. Если отважусь после такого конфуза.

– Ну уж ты как-нибудь. Она того стоит. Ведь другого такого случая свести знакомство со звездой тебе не представится.

– В ней нет ничего звездного. Совсем обычная, – заметил Том. Именно это в Мелани его и подкупало, а уж потом ее доброта и ум. Впрочем, трудолюбие тоже.

– Поэтому не хнычь, что чувствуешь себя болваном. Лучше сходи к ней.

– Да, может быть, – неуверенно отозвался Том и стал помешивать суп. Интересно, придет она обедать или нет?

Эверетт вернулся из похода в Пасифик-Хейтс к концу дня. Ему удалось сфотографировать, как спасатели вытаскивают женщину из-под обломков дома. Она лишилась ноги, но осталась жива. Сцена ее вызволения была настолько трогательной, что даже у Эверетта навернулись на глаза слезы. Последние несколько дней оказались очень тяжелыми. Несмотря на богатый опыт пребывания в горячих точках, Эверетту в лагере довелось увидеть такое, что глубоко тронуло его сердце. Об этом он и говорил с Мэгги, когда они сидели на улице во время первого за долгие часы перерыва. Мелани осталась в помещении и после объявления по громкоговорителю раздавала больным инсулин и шприцы.

– А знаете, – улыбнулся Эверетт, – мне здесь нравится. Даже жаль будет возвращаться в Лос-Анджелес.

– А мне так всегда здесь нравилось, – спокойно отозвалась Мэгги. – Я сразу же, как только попала сюда из Чикаго, влюбилась в этот город. Приехала сюда, чтобы вступить в орден кармелитов, а оказалась в другом. Я полюбила работать на улицах.

– Вы просто вторая мать Тереза, – поддразнил ее Эверетт, не зная, что Мэгги с ней часто сравнивали. У Мэгги с матерью Терезой было много общего – смирение, неиссякаемая энергия и безграничное сострадание к ближнему. Все это являлось следствием ее непоколебимой веры и свойственной ее натуре доброты. Она, казалось, излучала свет.

– С кармелитами мне было бы, пожалуй, слишком скучно: чересчур много молитв и мало дел. Наш орден мне больше подходит, – заключила Мэгги с умиротворенным выражением на лице.

Они сидели, попивая воду. На улице вновь не по сезону потеплело. Так же было и перед землетрясением – не по сезону тепло. Никогда в Сан-Франциско не сличалось такой жары, как в этом году. Предвечернее теплое солнце ласкало лица.

– Вам никогда не хотелось послать все к черту, усомнившись в своем призвании? Вы никогда не подвергали сомнению свое призвание? – с интересом спросил Эверетт. Они с Мэгги подружились. Она совершенно его очаровала.

– С чего бы это? – удивилась она.

– Ведь такое случается со многими. В определенный момент мы начинаем размышлять о своей жизни, о выбранном нами пути. Со мной, например, частенько такое бывало, – признался Эверетт, и Мэгги понимающе кивнула.

– Перед вами стоял более сложный выбор, – мягко сказала она. – Женитьба в восемнадцать, затем развод, расставание с сыном, отъезд из Монтаны, профессия, которая для вас тоже больше чем работа, можно сказать, жизненное призвание. А следовать призванию – значит, принести в жертву личную жизнь. Потом вам пришлось бросить работу, бороться с алкогольной зависимостью. Все это очень непростые решения, их, наверное, трудно было реализовать. Мне намного проще. Я иду туда, куда меня посылают. Послушание. Оно значительно облегчает жизнь. – Голос Мэгги звучал спокойно и уверенно.

– Неужели все так просто? Неужели вы всегда соглашались с теми, кто поставлен руководить вами, и вам никогда не хотелось поступить по-своему?

– Мной руководит Бог, – ответила Мэгги. – Я тружусь, прежде всего, для Него. И отвечая на ваш вопрос, скажу «да», – продолжила она. – Иногда мысли и дела, например, матери-настоятельницы или там епископа мне кажутся глупыми, иногда недальновидными или чрезмерно устаревшими. Но сейчас мне практически предоставили свободу действий. Они знают, что им не придется за меня краснеть, а я стараюсь не слишком критиковать политику городских властей. В противном случае все очень расстраиваются, особенно когда я права, – улыбнулась Мэгги.

– А вас не угнетает отсутствие личной жизни? – У Эверетта это никак не укладывалось в голове. Он был слишком независимым человеком, чтобы жить в послушании и покорности кому бы то ни было, тем более церкви или стоящим у се руководства духовным отцам. А именно это составляло суть существования Мэгги.

– Так ведь это и есть моя личная жизнь. Меня она вполне устраивает. Независимо от того, где я работаю, здесь, в Пресидио, или в Тендерлойне с проститутками и наркоманами. Я здесь, чтобы помогать им во имя Господа нашего. Это что-то вроде службы в армии на благо страны. Я выполняю приказы. Мне не приходится самой выдумывать правила.