Потрясающие истории из жизни

Оказалось, что у меня обнаружили гематому, перелом основания черепа и что-то еще. Чтобы удалить у меня гематому, врачи пробили в двух местах мой череп медицинской стамеской, и сейчас у меня в черепе на висках две дыры – справа и слева. После операции я пролежал в реанимации уже семь дней, а в сознание пришел спустя четыре дня после операции.

Говорить с мамой не мог – я забыл, как произносить звуки, но сам с собой я мог разговаривать, про себя. Мне, оказывается, нельзя было пить – никакой жидкости. Когда я пролежал дней шесть, мне принесли пол-литровую банку с густой белой сметаной и ложку. Боже мой, я даже сейчас, через сорок лет, помню ее вкус – прохладный и вкусный. Мне приподняли голову, чтобы было удобно, и я принялся за работу – быстро мелькала в воздухе ложка, и через несколько секунд банка была пустая и чистая, как будто ее облизали изнутри. Наконец-то я забыл, что такое жажда. Голову отпустили на подушку, и я сразу же уснул.

Сосед справа оставался на своем месте все время, пока я находился в реанимации, а слева соседи часто менялись – там, по-моему, мнению, было гиблое место: на нем умирали все больные. Мама сидела теперь постоянно рядом, и однажды достала букварь и начала меня учить произносить буквы. Я не помню, за сколько дней научился снова говорить, наверное, за неделю или две. Потом я начал читать вслух детские книжки, а это было вначале тяжело,– ворочать своим непослушным языком. Спустя несколько дней меня перевели в палату и начали передавать передачи – всякие вкусные вещи.

Когда всем моим знакомым стало ясно, что я люблю торты и пирожные, мне почти каждый день передавали торт. Я съел за два месяца, которые провел в больнице, этих тортов очень много, – и очень поправился: судя по всему, я весил около девяноста килограммов, а может, и больше. Но что тогда значил для меня лишний вес – абсолютно ничего. Это сейчас, когда у меня постоянный вес в течение нескольких десятков лет, я даже за ним не слежу – это делает мой организм, автоматически.

Врач приходил в палату каждое утро с обходом, а в один день меня привели в перевязочную, где уже была заведующая отделением и несколько врачей. Мою голову разбинтовали, и все присутствующие стали ее осматривать. Я сидел как манекен на табуретке и терпел, когда голову поворачивали то влево, то направо. Между врачами возникла дискуссия на тему, какой вырост на моем черепе следует считать лишним, и можно ли его удалить. Мне было ясно, что какая-то шишка, возможно из тех, которую я заработал в детстве, мешает врачам. Мне она не мешала, но моего мнения никто и не спрашивал.

Победила в этом споре заведующая. Она взяла молоток и большое блестящее долото, сказала врачам, чтобы помогли подержать мне голову, потом приставила долото к моему черепу и стукнула по нему молотком. Короткий стук, – и к моим ногам упал кусок моего черепа. Но подобрать мне его не удалось – какая-то рука схватила его и бросила в мусорное ведро, на мои же окровавленные бинты. Я заметил только примерные размеры этого куска моего черепа – сантиметров пять-шесть, не больше. Мне было его жалко, но еще было печальней, что этот кусок моего черепа выкинули в мусорное ведро, словно это был использованный одноразовый шприц.

Спустя полтора месяца мне сняли бинты, и я стал жить без повязки на голове. Волосы стали постепенно отрастать на голове, мне разрешили выходить на улицу погулять. Было лето, и ко мне приезжали гости. Один раз ко мне приехал Леха с Влахой, мои детские закадычные друзья. Они пили в соседнем сосновом лесу водку, а я только наблюдал за этим, и радовался за них: мне еще долго нельзя было пить ни водку, ни вино. Приехал как-то однокашник Серега, который после училища служил в Венгрии, и привез мне очень вкусный торт.

Выписали меня из больницы через два месяца. Я отказался от инвалидности, а через два месяца мне должны были поставить пластиковые нашлепки на два отверстия в моем черепе. Сейчас мой мозг был открыт в двух местах, и я чувствовал пальцами, как мои мозги думают и дышат. Но это меня особенно не расстраивало – после того, как у меня срубили шишку на черепе, мне было просто осознавать, что я жив.

Большая рыбалка

Трудно быть старшим сыном, у такого активного отца, как мой – приходиться всегда помогать отцу и ездить с ним за компанию, когда он куда-то захочет сходить или съездить. Сейчас я его хорошо понимаю, так как дети уже взрослые, и им тоже некогда составить мне компанию: у них свои дела, работа. Я привык ходить и ездить один, с самой школы, и уже давно смирился с этим. Начиная с самого детства, сопровождал отца зимой и летом на рыбалку, ходил с ним смолить лодку на лодочную станцию, за грибами и ягодами, березовыми вениками, копать картошку и таскать воду для полива летом.