Потрясающие приключения Кавалера & Клея

– Точно. Трико. Маски. Вот такенные мускулы. Назовем «Маски-комиксы», – продолжал Сэмми. – Основной материал мы с Джо сделаем, но нужны дополнительные. Сляпаешь чего-нибудь?

– Елки, Крейсер, конечно. Еще бы.

– А братец твой?

– Само собой – он от лишней работы не отказывается. Его за тридцатку в неделю посадили делать «Кролика Ромео».

– Ну и славно – тогда его тоже нанимаем. Нанимаем вас обоих – при одном условии.

– Каком?

– Нам нужно рабочее место.

– Пошли тогда, – сказал Джули. – Можно небось в Крысиной Дыре поработать.

На ходу Джули наклонился к Сэмми. Высокий тощий пацан с большим носом отстал, поджигая сигарету.

– А это-то кто? – спросил Джули, понизив голос.

– Это? – переспросил Сэмми. Он схватил тощего пацана за локоть и подтащил ближе, точно вывел к рампе на заслуженный поклон. Запустил пальцы пацану в волосы и потянул – ухмыляясь, покачал его головой из стороны в сторону. Будь Джо девушкой, Джули Гловски, пожалуй, склонен был бы решить, что Сэмми к этому Джо неравнодушен. – Это мой напарник.

4

Сэмми было тринадцать, когда вернулся домой его отец, Могучая Молекула. Той весной закрылась водевильная сеть Вертца – пала жертвой Голливуда, Депрессии, ошибок управляющих, ненастной погоды, убогих талантов, филистерства и ряда других бедствий и фурий, которых в заклинательной ярости отец Сэмми перечислял поименно тем летом во время долгих совместных прогулок. Рано или поздно вину за свою внезапную безработицу он без особых обоснований или логики возлагал на банкиров, профсоюзы, боссов, Кларка Гейбла, католиков, протестантов, антрепренеров, номера с близняшками, номера с пуделем, номера с мартышками, ирландских теноров, англоканадцев, франкоканадцев и лично мистера Хьюго Вертца.

– Да катись они в преисподнюю, – так он неизменно завершал свою филиппику, и его рука в сумерках бруклинского июля сигарой описывала широкую светящуюся дугу. – В один день Молекула говорит им всем: пошли вы все нахуй.

Вольное и беспечное употребление непотребного слова, как и сигары, лирическая ярость, любовь к взрывным жестам, дурной синтаксис и привычка называть себя в третьем лице восхищали Сэмми: до того лета 1935 года его воспоминания или ясные впечатления об отце были немногочисленны. И любое из вышеперечисленных свойств (а также ряд других, которыми отец тоже располагал), по мнению Сэмми, дало бы матери повод лет на десять изгнать Молекулу из дома. Лишь с величайшей неохотой и при непосредственном вмешательстве рабби Бейтца она согласилась опять впустить мужа в дом. И однако, с первой же минуты Сэмми понимал, что исключительно безвыходные обстоятельства могли вынудить Гения Физкультуры возвратиться к жене и ребенку. Последние десять лет Молекула мотался, «свободный, как птичка в кустиках, черт дери», по загадочным северным городишкам на маршруте Вертца, от Огасты, штат Мэн, до Ванкувера, Британская Колумбия. Почти патологическая непоседливость и тоскливое томление, что наполняло обезьянью физиономию Молекулы, миниатюрную и умную, когда он рассказывал о гастрольных разъездах, вполне убедили его сына, что отец снова отправится в путь при первой же возможности.

Профессор Альфонс фон Клей, Могучая Молекула (урожденный Альтер Клейман из Дракопа, пригородной деревушки к востоку от Минска), бросил жену вскоре после рождения сына, хотя с тех пор еженедельно присылал по двадцать пять долларов переводом. Отца Сэмми узнавал по горьким повествованиям Этель Клейман и редким обманчивым фотографиям, которые Молекула иногда прикладывал – вырезал из раздела «Досуг» газеты «Трибюн» Хелены, или «Газетт» Кеноши, или «Бюллетеня» Калгари и, сдобрив сигарным пеплом, запихивал в конверт с оттиском бокала и названием некоего плюс-минус клоповника. Все это копилось у Сэмми в синем бархатном мешке для обуви, который он, ложась спать, совал под подушку. Ему часто снились яркие сны о мускулистом человечке с гондольерскими усами – человечек умел поднять над головой банковский сейф и побеждал тяжеловоза в перетягивании каната. Рукоплескания и почести, описываемые в вырезках, а также имена европейских и ближневосточных монархов, каковые всем этим награждали Могучую Молекулу, с годами менялись, но по сути липовые факты его биографии оставались неизменными: десять одиноких лет за штудированием древнегреческих текстов в пыльных библиотеках Старого Света; долгие часы каждодневных болезненных тренировок с пяти лет, диета, состоящая исключительно из свежих бобовых, морепродуктов и фруктов – всё в сыром виде; целая жизнь, посвященная тщательному воспитанию чистых, здоровых, ягнячьих мыслей и полному воздержанию от пагубного и аморального поведения.