Потрошитель душ

Прохор и рассказал обо всем, в самых мелких деталях. Смакуя каждое слово, каждый факт, он испытывал триумф, ибо наглядным образом доказал, что лучший сыщик в столице империи не Бергамотов и уж точно не полковник Брюхатов, а он, Прохор Курицын, золотое перо «Бульварного экспресса»!

После завершения рассказа Орест Самсонович, вероятно, пришибленный величием Прохора и собственным ничтожеством, некоторое время молчал. А потом проговорил:

– Нет, здесь что-то не так. Цицер не может быть Потрошителем, это не соответствует фактам и моей теории…

Понимая, что сыщик просто-напросто жгуче ему завидует, Прохор спросил:

– Тогда кто же, по-вашему, является сим жутким монстром? Назовите имя! И если убийца не Цицер, то отчего у него имеется тайная комната, в которой спрятан докторский саквояж с окровавленным скальпелем и пропитанными кровью тряпками?

Бергамотов тяжко вздохнул:

– Пока, увы, не могу.

– А я могу! – воскликнул Прохор. – И сообщу об этом нашим читателям! И если вы думаете, что сможете украсть у меня сенсацию, то вы глубоко ошибаетесь!

Орест Самсонович поднялся с кресла и сказал:

– Но факты есть факты… Даже те, что не вписываются в мою теорию. И игнорировать их нельзя.

– Тот-то же! – кивнул Прохор, тоже вставая. – Значит, надо устроить ловушку Джеку…

– Надо, – согласился Бергамотов, – но без вашего участия!

– Я же сказал, что не дам вам возможности украсть у меня сенсацию… – начал Прохор, но слепой сыщик прервал его:

– Сенсацией будет, если под вашим нажимом Александра Дмитриевна согласится выдать этот материал публике, обвинив полковника Цицера в том, что он – жуткий убийца, который, не исключено, начал зверствовать не сейчас, а четверть века назад в Лондоне. А если выяснится, что все это не более чем «утка» и поклеп, то конец придет не только вашей быстротекущей журналисткой карьере, но и детищу Александры Дмитриевны – ее газете!

– Не выяснится, ибо Цицер и есть Джек! И именно его я видел у дома графини Нулиной, он намечает ее в новые жертвы! – упрямо проговорил Прохор, на что Орест Самсонович возразил:

– Вот видите, вы не анализируете факты, а стараетесь подогнать под свою, надо сказать, на первый взгляд стройную теорию. Но на самом деле в ней полно дыр! Вы что, видели лицо того, кто в странном плаще и шляпе ошивался около графского особняка? Тогда как вы можете с непоколебимой уверенностью утверждать, что это был именно полковник Цицер? Поэтому я не хочу подвергать опасности ни вас, ни тем более Александру Дмитриевну и самолично проверю, является полковник Цицер убийцей или нет. И если да, то не волнуйтесь, вся слава его разоблачения достанется только вам! А если нет… Если нет, то я хочу уберечь вас и Александру Дмитриевну от неминуемого краха!

Уж слишком часто он поминал имя начальства, и Прохор вдруг понял – да слепой сыщик элементарно втюрился в него, это самое начальство, то бишь в княжну Александру Дмитриевну Бобруйскую! И желает во что бы то ни стало впечатлить ее своим расследованием и добиться ее благосклонности. Но не за его же, Прохора, счет!

– Еду с вами! – упорствовал Прохор, но Орест Самсонович отрицательно качнул головой:

– Вы останетесь здесь, так как склонны к импульсивным поступкам и можете испортить мой план. Мы с Мэхпи уйдем, вы же останетесь и будете ждать нашего возвращения…

Прохор подумал, что, как только сыщик и его подручный удалятся, он тотчас покинет квартиру и…

Но тут в гостиную, виляя хвостом, вошел верный Зигфрид. Словно прочитав мысли Курицына, Орест Самсонович предупредил:

– Зигфрид очень мил, однако стоит вам попытаться покинуть квартиру, как он превратится в сущую бестию. Читали «Собаку Баскервилей»? Своего адского пса сэр Конан Дойль писал с дедушки Зигфрида![13] А теперь, Мэхпи, нам предстоит перевоплотиться…

И не поймешь, то ли он в шутку все это сказал, то ли всерьез…

Полчаса спустя слепой сыщик и его оруженосец, переменив внешность до неузнаваемости, удалились. Едва дверь за ними захлопнулась, пес прошел в гостиную, в которой находился Прохор, и улегся на пол.

Выждав для верности почти час, Курицын, видя, что Зигфрид давно заснул, осторожно двинулся в прихожую. Но едва он оказался около пса, тот вдруг открыл глаза – и уставился на журналиста.

– В уборную, милейший, куда ж еще! – заверил Прохор и уныло поплелся именно туда, хотя так тянуло кинуться к двери, открыть ее, скатиться по лестнице и…

Но соревноваться с Зигфридом у него желания не было, тем более что он знал: пес выйдет из поединка победителем. Посему не оставалось ничего иного, как прикорнуть на диване, ожидая возвращения Бергамотова и Мэхпи.

Те вернулись около шести утра – и еще до того, как они поднялись в квартиру, верный Зигфрид уселся около двери, предчувствуя их появление.

Завидев Ореста Самсоновича и Мэхпи, Прохор нетерпеливо вскочил с дивана. После того как оба избавились от фальшивой внешности, Орест Самсонович опустился в кресло и сказал: