Потрошитель душ

Орест Самсонович извлек с полки тайного отделения парик, а потом нечто, оказавшееся неким подобием корсета с – да простят мне мои читательницы сии физиологические подробности! – более чем солидными гуттаперчевыми грудями!

– Нет, не мадемуазель Дрюо, а тот, кто скрывался под ее личиной в графском особняке, – заключил Орест Самсонович. – Ибо этот наряд меняет внешность радикально! С чем-то подобным я доселе сталкивался лишь однажды…[19]

– Но не настолько, чтобы из мужчины вышла женщина! – вскричал я. – Хотя и такие экземпляры встречаются, как, впрочем, и гениальные актеры, но ведь одно дело – играть роль на сцене, в водевиле, где и так все условно, и совсем другое – в течение долгих недель жить среди множества людей, общаться с ними, вести себя подобающим образом!

Орест Самсонович понюхал маску и скривился – от нее в самом деле шел неприятный запах резины и пропитавших ее красителей.

– Быть может, вы правы, Курицын, а быть может, и нет. Мы явно спугнули «мадемуазель Дрюо», когда заявились за Захаром, и «мадемуазель» – давайте уж говорить о ней в женском роде – сбежала. Или же «мадемуазель» отлучилась этой ночью по своим делам, что может означать, с учетом ее подлинной ипостаси, что как раз в эти минуты происходит новое убийство!

Я вздрогнул и сказал, что в таком случае надо устроить засаду, но Орест Самсонович отмахнулся.

– Брюхатов, конечно, устроит, он любитель подобных штучек, но «мадемуазель» слишком умна, чтобы угодить в такую ловушку. Тем более что улица вокруг особняка запружена полицейскими пролетками, и Джек, возвращающийся с ночной кровавой смены, за версту поймет, что ему здесь появляться снова не нужно.

– Но тогда это не Джек-потрошитель, а Джекки-потрошительница! – возразил я. – Что может быть гаже женщины-убийцы?

– Женщина – серийный убийца, Курицын. Почему вы все стараетесь убедить меня в том, что убийца именно дама? Мужчина молодой, невысокого роста, атлетического телосложения, с талантом перевоплощения мог бы играть роль пожилой француженки на протяжении долгого времени и не выдать себя. Да, такой мужчина, как вы!

Я остолбенел, опасливо присматриваясь к Бергамотову, – уж не подозревает ли он меня в том, что я играл роль француженки-гувернантки и, более того, являюсь Джеком-потрошителем?

– Не смотрите на меня так, Курицын! – усмехнулся Орест Самсонович. – Я говорю, что такое возможно, но вас я отнюдь не подозреваю! Просто хочу сказать, что тот, кто играл эту роль, не был в обязательном порядке женщиной!

У меня отлегло от сердца, и тут в комнату чеканным шагом вошел полковник Брюхатов. Завидев в руках Ореста Самсоновича корсет с бюстом, он оглушительно захохотал:

– А вы шалун, Бергамотов! Кто бы мог подумать! Только что заявляли, что являетесь завсегдатаем в заведении мадам Астафуровой, и тут же встречаете меня с нарядом, от которого любой уранист пришел бы в дикий восторг!

Орест Самсонович жутко смутился и стал в своей обычной манере («Факт номер один. Факт номер два. Факт номер три»…) излагать недалекому полковнику свои выводы из того, что нам удалось обнаружить в комнате «мадемуазель Дрюо».

Я же прошел в смежную комнату маленькой Лизетты, о которой все забыли и на которую из-за разыгравшихся событий никто не обращал должного внимания. Девчушка была напугана, поэтому я, всегда придерживавшийся мнения, что с детьми надо быть честными, как со взрослыми, поведал ей – в сокращенном варианте, конечно! – что дворецкий Захар украл у ее мамы все драгоценности, а мадемуазель Дрюо сбежала и никогда более не вернется.

Обвив мою шею руками, Лизетта, зевая, пробормотала:

– Мамочка так любит драгоценности… Но теперь они пропали, и, может быть, она будет любить вместо них меня? А мадемуазель Дрюо… Как хорошо, что она навсегда исчезла! Она ведь часто по ночам исчезала! Я хотела маме рассказать, но мадемуазель меня запугала, сказала, что, если я это сделаю, она меня съест. Она ведь ведьмой была? Села на метлу и улетела! И от нее всегда так плохо пахло… И она была так строга со мной… И грозилась, если я не слушалась, выпустить из меня кишки!

Еще бы, ведь ее гувернанткой был сам Джек-потрошитель!

Девочка уснула, и я осторожно положил ее в кроватку. В комнату заглянул Орест Самсонович и поманил меня в коридор.

– Похвально, что вы позаботились о девочке, Курицын. Из вас выйдет отличный отец! – сказал он, чем вогнал меня, убежденного холостяка, в краску. – Что ж, нам тут делать больше нечего. Ибо обе представляющие интерес пташки упорхнули. Захара, то бишь Генерала, задержат. Если не сейчас, то позднее, когда он попытается продать бриллиант. Ибо сей орешек ему не по зубам. Но меня больше занимает мадемуазель Дрюо! То есть Джек!

– Но ведь она… или он… – быстро поправился я, – жил тут в течение многих недель! Ваш трюк с отпечатками пальцев разве не пройдет?

Одобрительно хмыкнув, Орест Самсонович сказал: