По крайней мере со мной ей ничего не грозило. И я могу сделать так, чтобы еще одна жизнь не оказалась во власти зла. Быть может, чистая душа Вайолет и есть та самая песчинка, та малая кроха, которая удерживает меня от бессмысленной тяги к смерти и разрушению, от безумия, которым я был охвачен в прошлом. По крайней мере я на это надеялся.
Я потер виски. Все эти дни в Лондоне меня ни на миг не отпускала дикая головная боль: в моей голове словно непрерывно звенели цикады. И с каждым днем боль все усиливалась. Я поднялся и посмотрел на свое отражение в зеркале. Вид у меня был бледный и измученный, глаза налиты кровью. Я выглядел совершенно больным — и для человека, и даже для вампира. Машинально я коснулся пальцами шеи, сознание снова унесло меня в недавний сон… Легкий ветерок, развевающий прозрачную рубашку Катрины, блики света от лампы на белой стене, острая боль от клыков, пронзающих мою плоть… Все это вдруг показалось таким реальным. Но, конечно, это была иллюзия, и сейчас пальцы ощущали лишь гладкую кожу моей шеи.
Катрина давно мертва,
Я зашел в ванную комнату, плеснул на лицо холодной водой и тщательно умылся. Поразительно, сколько сажи и копоти оказалось у меня на лице. Вода, уходившая в слив после умывания, была почти черной. Лондон — грязный город. Но, очистив от грязи лицо, я ни на каплю не продвинулся в очищении своей души.
День клонился к вечеру, тени на стенах удлинились. Заметив это, я быстро закончил мыться, повязал галстук и отправился уже знакомым мне маршрутом к «Десяти колоколам». Мне совсем не нравилось состояние, в котором я находился. Готовый вот-вот сорваться, я с подозрением вглядывался в каждого, кого встречал по дороге.
Вайолет ждала меня у входа в таверну. На ней было все то же изумрудно-зеленое платье, которое она надевала в театр несколько дней назад. Она подвела глаза и накрасила губы помадой алого цвета. Тем вечером в театре ее наряд выглядел очаровательно, но здесь, в пабе, платье смотрелось вызывающе и даже вульгарно. Вайолет вполне можно было принять за одну из местных «ночных бабочек». Или — что гораздо хуже — за одну из идеальных потенциальных жертв бессердечного маньяка-убийцы.
— Готова? — спросил я, подходя ближе и предлагая ей согнутую в локте руку.
Она кивнула и, взяв меня под руку, стала рассказывать о том, как провела сегодняшний день в «Десяти колоколах». Мы быстро шли по булыжной мостовой в сторону пристани. Время от времени какие-то работяги свистели Вайолет вслед. Я пристально вглядывался в их лица, а внутри у меня все сжималось от ужаса. Ощущение было такое, словно мы оба становимся ходячими мишенями для каждого, кого встречаем на своем пути.
Чем ближе мы подходили к пристани, тем громче становилась музыка, раздававшаяся в одном из доков. Это были веселые танцевальные мелодии. Шумная суета у входа совсем не вязалась с тем, каким тихим и безлюдным было это место вчера.
Лондон напоминал мне калейдоскоп — детскую игрушку, которую однажды принесла в дом Лекси. Один поворот трубы — и на другом ее конце меняется картинка, и ты никогда не можешь угадать, какой будет следующая. Я лишь надеялся, что нам с Вайолет откроются только приятные картины, и никаких ужасов мы никогда не увидим.
— Вот мы и добрались! Стефан, пойдем же! — воскликнула Вайолет, ускорив шаг, как только увидела впереди троих хорошо одетых мужчин. Они тоже направлялись к тускло освещенному зданию одного из пакгаузов, рядами стоявших вдоль пристани.
Я ускорил шаг, и вскоре мы почти поравнялись с ними. Я легонько прижал к себе локоть Вайолет, не желая терять ее из виду, когда мы окажемся на вечеринке. Несколько лодок покачивалось на воде, а в доке собралась такая толпа, словно дело происходило на улицах Вест-Энда после окончания вечернего шоу. До нас доносились звуки музыки и веселый смех гостей.
И вот мы уже стоим перед закрепленной болтами металлической дверью. Бросив на меня лукавый взгляд, Вайолет храбро подняла руку, чтобы постучаться, но не успела она это сделать, как дверь отворилась.
— Не сама ли мисс Бернс к нам пожаловала? — раздался чей-то вкрадчивый голос; подняв глаза, я увидел Сэмюеля, стоявшего по ту сторону двери. Он был одет в белоснежную рубашку, застегнутую до самого горла, и темный фрак, плотно облегавший его широкие плечи. Вайолет присела в реверансе.
— Ах, благодарю вас! — покраснев, проговорила она, когда Сэмюэль предложил ей руку, чтобы вести в зал.
— Здравствуйте! — вежливо кивнул я.