Короче говоря, были объективные причины отложить на некоторое время прием Польши и Аргентины в состав ООН. Советское правительство было готово пойти навстречу пожеланию южноамериканских республик в обмен на получение признания просоветского Временного правительства в Варшаве. Молотов гневно протестовал против принятия Аргентины в новую организацию, объясняя это тем, что страна имеет «фашистское» правительство. В противоположность Аргентине, подчеркивал он, поляки активно боролись с нацистами. Западные союзники подчеркивали, что они не против Польши, но не согласны поддерживать временную польскую администрацию.
Советский Союз и Соединенные Штаты обратились с просьбой к южноамериканским республикам поддержать прием в ООН двух советских республик (Украины и Белоруссии), хотя обе они не были, в полном смысле слова, независимыми. Советский Союз считал, что он должен был иметь по крайней мере три голоса в Генеральной Ассамблее (первоначально Сталин договорился с Рузвельтом в Ялте о том, что в международной организации должны быть представлены все 16 советских республик). Советская делегация полагала, что подобное требование вполне справедливо и уместно, так как считалось, что все шесть стран Британского Содружества, представленные в организации, будут следовать в русле британской политики, а большая часть южноамериканских республик — поддерживать США.
Делегация Соединенных Штатов в Сан-Франциско заявила, что эти республики согласятся на два дополнительных голоса Советского Союза только тогда, когда Аргентине будет даровано членство в организации. США начали проявлять опасение, что Советский Союз, недовольный отказом пригласить Временное правительство Польши, мог отозвать своих представителей и сорвать работу конференции.
Для предотвращения подобного развития событий делегация США поддержала решение пригласить Аргентину в Сан-Франциско, несмотря на советские протесты. Однако критика со стороны Молотова вынудила Стеттиниуса заявить в своем радиообращении к нации о ходе конференции, что голосование за принятие в организацию Аргентины ни в коей мере не означает поддержки аргентинского правительства. Более того, многие аспекты его политики не вызывают у США никакой симпатии.
Хопкинс, прибыв в Москву, обнаружил, что Сталин все еще испытывал неудовольствие, так как его возражения по этому вопросу учтены не были.
Дискуссия о принятии Аргентины не обошлась без последствий. Как уже говорилось выше, другие страны Западного полушария хотели иметь гарантию, что они смогут обеспечить себе безопасность, несмотря на право вето Советского Союза в Совете Безопасности.
После длительных обсуждений была принята статья 51 Устава ООН, которая гласила: «Настоящий Устав ни в коей мере не затрагивает неотъемлемого права на индивидуальную или коллективную самооборону, если произойдет вооруженное нападение на Члена Организации, до тех пор, пока Совет Безопасности не примет мер, необходимых для поддержания международного мира и безопасности».
Члены делегации США, особенно республиканцы сенатор Ванденберг и дипломат Даллес, были уверены, что Советский Союз был настроен решительно против принятия данной статьи. Но возможно, что это было не так. Статья допускала трактовки. Вполне можно поверить, что власти в Москве предвидели, что в будущем она будет полезна для них, как и для США. Советский Союз уже формировал свою собственную систему региональных соглашений со своими слабыми соседями.
Развернувшаяся дискуссия о том, каким образом можно наиболее эффективно скоординировать региональные соглашения и новые мировые договоры, касалась вопроса, который в наибольшей степени разделял основных участников коалиции, — какой должна быть процедура голосования в Совете Безопасности. Это был вопрос права вето.
Главы трех союзных держав покидали Ялту в феврале, уверенные, что проблема решена, но они ошибались. Они быстро договорились о том, что единодушное одобрение всех трех постоянных членов (за исключением воздержавшегося) требуется для каждого постановления Совета Безопасности, когда возникала угроза миру или мир уже был нарушен; и что принятие такого единодушного одобрения необходимо, прежде чем совет предпримет какие-либо конкретные действия для исполнения решения. Но они не могли решить вопрос, стоит ли совету действовать точно таким же образом, прежде чем предпринимать какие-либо предварительные действия, то есть начать рассматривать вопрос и попытаться решить его мирными средствами.
Рузвельт предложил на рассмотрение Сталина три основных принципа принятия решений. Во-первых, решения «процедурных вопросов» должны приниматься